Letter 2234
| Date | 3/15 March–4/16 March 1883 |
|---|---|
| Addressed to | Nadezhda von Meck |
| Where written | Paris |
| Language | Russian |
| Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 830) |
| Publication | П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 3 (1936), p. 157–158 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XII (1970), p. 77–78 |
Text
| Russian text (original) |
Дорогой, милый друг! Не может быть погоды ужаснее той, которая держится в Париже уже, по крайней мере, 2 недели и, по-видимому, ещё долго будет продолжаться. Неужели и у Вас в Ницце так же дурно? Перечитываю свой прошлогодний дневник и вижу, что в Неаполе в это время, год тому назад, была уже совсем летняя погода. Что за чудные прогулки мы делали, что за красота была! А здесь бесконечный дождь, холод, по временам снег, ветер, и, разумеется, всё это отражается на душевном настроении. Здоровье Тани не ухудшается, но и не улучшается. Уменьшение морфинных доз на время прекратилось, так как она потеряла опять сон, по ночам бредит, страдает постоянной тошнотой, и доктор нашёл невозможным без вреда для неё продолжать уменьшение приемов морфина. Видно по всему, что ещё долго продлится это лечение, и конца ему не предвидится. От близких своих из России имею хорошие известия. В Каменке всё благополучно, и Лев Васильевич пишет, что, приехавши домой после почти двухмесячного отсутствия, он нашёл сестру мою очень поправившейся. У брата Анатолия жена после родов поправилась, и ребёнок совсем здоров. Алёша мой тоже, слава Богу, выздоровел, и я просил Анатолия похлопотать, чтобы ему дали годовой отпуск для поправки. Начинаю помышлять о возвращении в Россию. Как-только начинается весна, меня всегда влечет домой, в нашу бедную, но всё-таки бесконечно милую родину. Только, увы, едва ли в скором времени можно будет уехать из Парижа. 4/16 марта Сейчас Модест получил письмо от Коли (Вашего сына), в коем он пишет, что беспокоится о Вашем здоровье и огорчается, что не принимается достаточно мер к поправлению его. Как больно читать это! Как сжимается моё сердце при мысли, что Вы страдаете, и, как нарочно, даже солнце недостаточно греет Вас, ибо, судя по газетам, и в Ницце холодно. Здесь опять ночью был мороз, а вчера вечером снег шёл. В воскресенье ожидаются большие беспорядки и демонстрации. Быть может, и на этот раз всё ограничится безоружными скопищами и платоническими манифестациями, — но в воздухе парижском чувствуется веяние революции, и если не сейчас, то всё-таки в близком будущем предстоят волнения серьёзные. Общее недовольство существующим порядком вещей сказывается во всем. Консервативные и радикальные газеты одинаково ненавидят теперешнее правительство, и что оно не удержится — это верно, — но и заменить его некем. Франция точно так же, как и Россия, нуждается в сильной, выходящей из ряда политической личности. Пока был Гамбетта, олицетворявший в себе современную Францию со всеми её недостатками и достоинствами, — всё было покойно. Одни с любовью, другие с завистью и недоброжелательством, — но все чувствовали, что в конце концов власть перейдёт к нему. Теперь во главе правительства целый ряд людей, равно ничтожных и пошлых. Получил я сочинения Влад[ислава] Альберт[овича]. Потрудитесь передать ему, дорогой друг, что я поверхностно уже просмотрел их и радуюсь несомненным и значительным успехам, сделанным им. Впоследствии напишу ему подробно. Ради Бога, будьте здоровы, милый друг, — это моё главнейшее и пламенное желание. Ваш П. Чайковский |
