Letter 2667

Tchaikovsky Research
Date 5/17 March 1885
Addressed to Nadezhda von Meck
Where written Maydanovo
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 930)
Publication Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 3 (1902), p. 28–30 (abridged)
П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 3 (1936), p. 346–347
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIII (1971), p. 44–45

Text

Russian text
(original)
5 марта 1885
Майданово

Милый, дорогой друг мой!

Ваше последнее письмо заставило меня серьёзно призадуматься. Вы тысячу раз правы: иметь собственность всё-таки более и[ли] менее стеснительно, и я верю Вам, что только тот может считать себя свободным, кто таковой не имеет. Но, с другой стороны, нужно же, наконец, хоть где-нибудь быть дома, у себя! Будь я способен жить постоянно в Москве, я бы нанял квартиру, устроил бы её, — и это был бы мой дом. Но в деревне недостаточно нанимать, чтобы быть вполне у себя. Вот хоть бы здесь, в Майданове. Уж одно то, что здесь же, недалеко от меня хозяйка живёт и, вдобавок, всячески навязывается на знакомство! Но кроме того ни посадить цветов, каких я хочу, ни построить беседочку, ни срубить дерево, где оно мне виду мешает, — я не могу. Не могу также запретить, чтобы посторонние гуляли под моими окнами в парке, ибо в этом же парке и другие дома есть, тоже отдающиеся внаём, ну, словом, не могу быть полным властелином тех нескольких квадратных саженей, которых мне было бы достаточно, лишь бы я знал, что они вполне мои. Вот почему я всё-таки думаю, что по исключительности моего характера и натуры, мне лучше всего иметь маленькую собственность, т. е. домик и садик, и хотя, повторяю, Ваше письмо смутило меня, но я не могу лишить себя надежды быть обладателем хотя бы крошечного кусочка земли.

Что касается русского захолустья, о коем Вы пишете, то оно меня не пугает. Книгами, бумагой и т. п. нужно запасаться надолго из города, а насчёт съестных припасов я крайне нетребователен.

С чем я окончательно не могу согласиться в Вашем письме, так это с тем, что у нас не хорошо, темно, болотно и т. д. Подобно тому, как какой-нибудь эскимос или самоед любит свой ледяной север, — я люблю нашу русскую природу больше всякой другой, и русский зимний пейзаж имеет для меня ни с чем не сравнимую прелесть. Это, впрочем, нисколько не мешает мне любить и Швейцарию и Италию, но как-то иначе. Сегодня мне особенно трудно согласиться с Вами насчёт невзрачности русской природы. День чудный, солнечный; снег блистает мириадами алмазов и слегка подтаивает. Из окна моего широкий вид на даль; нет, хорошо, просторно, всей грудью дышишь под этим необозримым горизонтом!

Мне кажется, дорогая моя, что Вы слишком мрачно и отчаянно смотрите на Россию вообще. Нет спору, что многое у нас оставляет желать, много у нас всякой неправды и всякого беспорядка. Но где же вполне хорошо? И можно ли указать хотя бы на одну страну, хоть бы в Европе, в которой бы всем во всех отношениях было хорошо?

Было время, когда я совершенно искренно верил в то, что для устранения произвола и водворения законности и порядка необходимы политические учреждения вроде земских соборов, парламентов, палат и т. д. и что стоит только завести что-нибудь подобное, — и всё у нас будет великолепно и все почувствуют себя счастливыми. Теперь, не то чтобы я перешёл в лагерь ультраконсерваторов, но, по крайней мере, я усомнился в безусловной пригодности этих учреждений. Всматриваясь в то, что происходит в других странах, я вижу, что везде есть масса недовольных, везде борьба партий, взаимная ненависть и, всё тот же произвол и тот же беспорядок в большей или меньшей степени. Из этого я заключаю, что идеала правительственного нет и что люди осуждены в этом отношении до конца веков испытывать разочарования. Изредка появляются великие люди, благодетели человечества, управляющие справедливо, благодушно, пекущиеся об общем благосостоянии, а не о своём благе. Но это редкие исключения. Во всяком случае, я убедился, что благополучие больших политически» единиц зависит не от принципов и теорий, а от случайно попадающих по рождению или вследствие других причин во главу правления личностей. Одним словом, человечеству оказывает услугу человек же, а не олицетворяемый им принцип. Теперь спрашивается: есть ли у нас человек, на которого можно возлагать надежды? Я отвечаю: да, и человек этот государь. Он произвёл на меня обаятельное впечатление как личность; но я и независимо от этих личных впечатлений склонен видеть в нем хорошего государя. Мне нравится осторожность, с коей он вводит новое и ломает старое. Мне нравится, что он не ищет популярности, мне нравится его безупречная жизнь и вообще то, что это честный и добрый человек... Но, может быть, все мои политические рассуждения суть наивность человека, живущего вдали от прозы жизни и не способного видеть дальше своей узкой специальности.

Должен кончить, ибо сейчас идут на почту. Будьте здоровы, бесценный, дорогой друг мой!

Ваш П. Чайковский