Letter 2943

Tchaikovsky Research
Date 1/13 May–3/15 May 1886
Addressed to Modest Tchaikovsky
Where written Black Sea
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1807)
Publication П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 353–355 (abridged)
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIII (1971), p. 331–333
Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 350–351 (English translation; abridged)

Text

Russian text
(original)
1-го мая 1886 г[ода]
в море

Милый Модичка! Пишу сидя в каюте парохода «Armenie», принадлежащего компании Paquet. Все в Тифлисе советовали мне почему-то ехать на этом пароходе, о чем, в сущности, я сожалею, так как видел в Батуме отходивший одним днём позже нас пароход «Messageries» гораздо больше и лучше. Впрочем, погода до того божественно хороша, виды так неописанно красивы, что, право, все равно как ехать, лишь бы в каюте быть одному, — а я один. Алёша во 2 классе; говорит, что гораздо менее комфортабельно, чем на «Messageries», но компания весёлая, и он доволен. Нас в первом классе, пассажиров, немного: турецкий батумский консул с двумя жёнами, которые все время прячутся, красивая итальянская купчиха с тремя красивыми дочерями — вот и всё. Капитан завтракает и обедает с нами: очень симпатичен. Разговоры идут вяло и это портит удовольствие еды, которая очень вкусна.

Теперь расскажу историю выезда. Из Тифлиса мы выехали (т. е. я, Толя, Паня, Коля Переслени) 29 числа утром. Провожало меня множество народу. Ехали до самого вечера очень приятно. Перевал через Сурам очень красив. Приехали в 11 часов вечера, и, к нашему ужасу, все гостиницы были заняты. Просились повсюду, и наконец из милости нас пустили в Hôtel Imperial, где кое-как проночевали. Батум находится в великолепнейшем местоположении; на первом плане грациозные, покрытые лесом горы, на заднем — снежные. Море голубое, растительность почти тропическая. День провели мучителыю, ибо всем было жутко по поводу предстоявшей разлуки. Нo особенно замечательна горесть Пани, которая уж за несколько дней начала плакать, а тут держала себя так, как будто я приговорён к смерти. ещё случилась пренеприятная история перед самым отъездом. Толя, Бог знает почему, сделал страшную сцену Алексею, даже полез драться. На пароходе мы сидели часа 3 в самом мучительном состоянии духа...

Наконец простились; они уехали на берег; долго мы махали друг другу платками, и часов в 8 пароход тронулся. Пришлось потом утешать Алексея, который часа два плакал, оскорблённый Толей, — и действительно ни за что ни пр6 что… Лёг спать в полном отчаянье, но, как водится, заснул мертвецки, и когда проснулся, встал, оделся и вышел, то мы уже были перед Трапезундом, и утро было так чудно, что и описать нельзя. Самый Трапезунд расположен удивительно красиво и представляет совершенно волшебное зрелище. Мы ездили с Алёшей в город, который очень велик и имеет вполне восточный характер. Очень симпатичен, по-моему, народ. Не знаю как женщины, но мужчины, и особенно мальчики, сплошь красивы.

Теперь, после несказанно чудного захода солнца, мы пошли дальше. Море тихо. Качки никакой...


2 мая

Сегодня была остановка утром часа на 3, и теперь опять стоим. Погода продолжает быть такой, что лучшей и ждать нельзя. Вообще плаванье вполне благополучно, но несколько раз в день на меня находила страшная тоска. Даже можно сказать, что она не оставляла меня ни на минуту и только за завтраком и обедом проходила, благодаря вину. Хорошо, что Алёша со мной; его присутствие имеет для меня огромную цену. Заход солнца был такой, что ты бы с ума сошёл от восторга.


3 мая

Сегодня тоска меньше меня мучила, и наоборот, чудные картины моря и постоянно видимого гористого берега чаще и сильнее приводили в восторг.

Завтра утром в 12-ом часу приедем в Константинополь, где останемся всего шесть часов. Едва успею осмотреть св. Софию и снова в путь.

Целую, обнимаю. Прошу писать в Париж 14, Rue Richepanse. Пиши, пожалуйста.

Твой, П. Чайковский