Letter 2984

Date	24 June/6 July 1886
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Maydanovo
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 3166)
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIII (1971), p. 379–380

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

24 июня 1886 г[ода] с[ело] Майданово Анатоша! Так как Паня, вероятно, уже в Кисловодске и я не знаю, как ей адресовать, то пишу тебе, а ты ей перешли моё письмецо. Вот уж 6 дней что я у себя. Очень приятно было очутиться в миленьком уголке. Алексей превосходно все приготовил к принятию меня, и трудно передать, как мой домик теперь симпатичен стал. Жителей в Майданове множество. На большой даче живут Кондратьевы. Они устроились гораздо хуже, чем у нас было. Точно на каком-то бивуаке: ни занавесок, ни маркиз, как-то все голо и неуютно. Сам Н[иколай] Дм[итриевич] взял себе Панины комнатки. Мэри, Дина и Эмма устроились в трёх комнатах, где жила Татуся с няней, и в Толином кабинете. На большой даче напротив их живут два барона, оба семейные, имеют фортепьяно, звуки коего и до меня доходят, — но, впрочем, люди очень порядочные и симпатичные. В оранжерее живут те же Сытины, а на дальней даче поместилась сама Новичиха. Она такая же бестолковая и безалаберная болтунья, как и прежде. Ежедневно ходит к Кондратьевым, но за глаза постоянно бранит и осуждает их. По вечерам иногда винт бывает. Мне ужасно странно на большой даче видеть не Толю, не Паню и Тату, не Модеста и Колю Переслени, — а Н[иколая] Дм[итриевича], Мэри и т. д. Точно будто они не туда попали! Погода не то что в прошлом году — отвратительная. Холодно было ужасно, так что Н[иколай] Дм[итриевич] топил у себя 18, 19 и 20-го июня, а теперь стало теплее, но зато не перестает лить дождь. Вася безобразно подурнел, Ариша похудела и похорошела, из собак — Горюн скончался, а Волчок мой стал уж настоящим взрослым псом, повар Василий так же застенчив и симпатичен, Алексей спорит не менее прежнего, Саша Легошин возится с экземами своего барина (Н[иколай] Дм[итриевич] имеет теперь кроме экземы сыпь на лице), — вот и всё, кажется, достойное примечания. Ездил я на сутки в Москву по делам и видел Петра Ивановича. Я очень доволен им. Был у Влад[имира] Дмитр[иевича], не застал его, но встретил[ся] на улице с Григ[орием] Григ[орьевичем]. В следующий раз, как поеду, буду у него завтракать. В мои именины из гостей будут приглашены к обеду Кондратьевы, фон-Визины и Новичиха. Меню уже составлено, — но гораздо скромнее прошлого года. Коля-брат и Ольга должны проехать на днях с ребёнком, коего они взяли на воспитание (кажется, я писал уже об этом). Обнимаю, целую и прошу писать. Хорош Коля Переслени, — ни разу не написал!!! Сейчас иду обедать к Кондратьевым. Ваш, П. Чайковский Жду с нетерпением подробностей о Вериновском.

24 June 1886 Maydanovo village Anatosha! Since Panya is probably already in Kislovodsk and I don't know her address, I'm writing to you, so that you will forward my letter on to her. I've been home for 6 days now. It was very pleasant to be back in my nice little corner. Aleksey excellently prepared everything to welcome me, and it's hard to convey how agreeable my little house has now become. Maydanovo has many residents. The Kondratyevs are living in the big dacha. They've settled in far worse than we did. It's just like being in some sort of bivouac: no curtains, no awnings, everything was somehow bare and uncomfortable. Nikolay Dmitryevich himself has taken Panina's rooms. Mary, Dina and Emma have settled in the three rooms where Tatyusa lived with the nanny, and in Tolya's office. The large dacha opposite is home to two barons, both family men, who have a piano, the sounds from which reach me — however, they are very decent and agreeable people. The same Sytins are living in the orangery, while Novichikha herself is to be found in a far away dacha. She is the same muddle-headed and careless chatterbox as before. She goes to see the Kondratyevs every day, but behind their backs she continually scolds and condemns them. Sometimes we have vint in the evenings. It's awfully strange for me to see not Tolya, not Panya and Tatu, not Modest and Kolya Peresleni at the big dacha, but rather Nikolay Dmitryevich, Mary, etc. It's just as if they'd been misplaced there! The weather isn't like last year — it's foul. It's been awfully cold, such that Nikolay Dmitryevich was heating his house on 18, 19 and 20 June, although now it's turned warmer, but then the rain never stops. Vasya has become hideously ugly, Arisha has lost weight and become prettier, the dog Goryun has died, and my Top has become a proper adult dog; the cook Vasily is just as shy and sympathetic, Aleksey argues no less than before, Sasha Legoshin is attending to his master's eczema (Nikolay Dmitryevich now has, besides eczema, a rash on his face) — and that's all, I think, worthy of note. I went to Moscow for a day on business and saw Pyotr Ivanovich. I was very pleased with it. I visited Vladimir Dmitryevich, not catching him, but I met Grigory Grigoryevich on the street. Next time I go, I'll have lunch with him. The guests invited to my name-day dinner are the Kondratyevs, the Von Wiesens, and Novichikha. The menu has been put together — but it's much more modest than last year. Brother Kolya and Olga are supposed to be coming in a few days with a child whom they've taken in for adoption (I think I've already written about this). I hug and kiss and ask you to write. Kolya Peresleni is a fine one — he's never written once!!! I'm just off to dinner at the Kondratyevs. Yours, P. Tchaikovsky I look forward to the details about Verinovsky.