Letter 3006

Tchaikovsky Research
Date 18/30 July 1886
Addressed to Modest Tchaikovsky
Where written Maydanovo
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1820)
Publication П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIII (1971), p. 404–406

Text

Russian text
(original)
18 июля 1886
с[ело] Майданово

Милый мой Модинька! Кажется, давно не писал тебе. Причина — постоянное нездоровье вроде того, как в прошлом году, только гораздо упорнее и сильнее. Сначала были бесконечные сосания под ложечкой с лёгким жаром, отсутствием аппетита и т. д., потом страшная боль в боку, от которой я не только спать не мог, но и лежать, ибо в лежачем положении боль была сильнее. Конечно, Кондратьев и все они приставали постоянно с доктором, с необходимостью серьёзно лечиться и т. д., — но я-то отлично знаю, что ничего серьёзного нет. По совету приезжавшего и прогостившего здесь один день А. Голицына я поставил у больного места колоссальную шпанскую муху, и она совершенно вылечила меня. Сегодня я уже почти совсем здоров. Но не странно ли в самом деле, что летом на севере я всегда болен. Купался я до сих пор не более как разов 5, а уж лето на исходе.

Кондратьевы все собираются на днях уехать. Ник[олай] Дм[итриевич] едет, как и прежде предполагал, 23. Мэри в последнее время все жаловалась на какие-то боли и биение сердца и ездила советоваться с доктором Головиным в Петербург. Головин сказал, что ничего серьёзного нет и что нужно пить какие-то воды. Конечно, можно бы и здесь пить воды, но под предлогом отдалённости от доктора Мэри переезжает в Петербург, а потом в Царское. И странее всего, что Н[иколай] Д[митриевич] почему-то ни за что не хочет, чтобы она здесь оставалась, сваливая своё нежелание на заботливость о Мэрином благополучии. Она очень рада, ибо и она, и Дина, в сущности, скучают здесь. Эмма в гневе и в отчаянии. Она приняла предложение каких-то Столпаковых ехать на 2 месяца в Крым. Я дуюсь на то, что они все уезжают, ибо это сообщает характер конца лету, а я и летом ещё по нездоровью не воспользовался, да и ровно ничего не делаю вот уже 2 недели. С Ант[ониной] Ив[ановной] покамест покончил. Она приняла деньги и очень довольна. Пётр Ив[анович] видел её: она очень постарела, но молодится и носит какие-то коки. Она запуталась в таких противоречиях и ложных сообщениях о себе, что решительно нельзя разобрать, с кем, где и как она жила в последнее время.

Я надеюсь, что мы с тобой в августе увидимся, и потому ничего не буду говорить об одной вещи, занимающей, по крайней мере, половину всех моих помыслов. Слишком долго и сложно было бы на письме все это рассказать. История в том, что один мой тифлисский знакомый, сапёрный офицер Вериновский, с которым я удивительно скоро и близко сошёлся и сильно полюбил его, через 3 дня после моего отъезда застрелился. От меня это долго скрывали, и я случайно из письма Степана к Алёше узнал об этом. Теперь я наконец имею все подробности. У Пани совесть не чиста в этом деле. Она без причины ненавидела и обижала его, и была одна история незадолго до моего отъезда, после которой я даже поссорился с Паней из-за Вериновскоrо. Ближайший повод к самоубийству был — неудавшийся экзамен. На меня эта смерть произвела ужасное впечатление. Он был молод, крайне симпатичен, весел, здоров, очень всеми любим и вдруг взял да застрелился. Не могу решительно привыкнуть к этой мысли и вот уж скоро два месяца неотступно и постоянно думаю о нем.

Ты спрашиваешь, за что Н[иколай] Д[митриевич] ссорился с Новиковой; но они так много раз ссорились и мирились из сущих пустяков, что я даже не помню, что было причиной той ссоры, о которой я тебе писал. Кажется, это было по поводу машинки для очистки воды, которую по поручению Н[иколая] Д[митриевича] Новикова отдавала чинить, и ему показалось, что дорого. Новичиха в самом деле сумбур­ на, несносна до крайности, и я опять начинаю мечтать об том, чтобы от неё куда-нибудь уйти. Но и Н[иколай] Д[митриевич] тоже от нечего делать придирчив и непостоянен.

Голицын приезжал всего на один день. Он показался всем давно его не видевшим очень постаревшим; но я нашёл его бодрее и лучше, чем в Париже.

У меня есть разные мечтания: съездить на Иматру, съездить к Н[иколаю] Ильичу в Уколово, — но не знаю, приведу ли эти мечтания в исполнение. Напиши мне, как ты думаешь насчет моего желания, чтобы вы значительную часть августа прожили у меня? Я бы очень этого желал.

Объясни мне, чт6 это за «Хворая»? Ты пишешь, как будто я знаю в чем дело, — а я ничего не знаю.

«Смерть Ив[ана] Ильича» Толстого произвела на меня ужасно мрачное впечатление. Оно более чем гениально, — но мучительно до крайности.

Целую, обнимаю обоих вас.

Твой, П. Чайковский