Letter 3054

Date	20 September/2 October 1886
Addressed to	Nikolay Konradi
Where written	Maydanovo
Language	Russian
Autograph Location	unknown
Publication	П. И. Чайковский. С. И. Танеев. Письма (1951), p. 272 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIII (1971), p. 458–459
Notes	Manuscript copy in Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve

Text and Translation

Based on a handwritten copy in the Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve at Klin, which may contain differences in formatting and content from Tchaikovsky's original letter.

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Суббота 20 сентября 1886 с[ело] Майданово Весьма обрадован был сегодня милейшим письмом твоим, голубчик мой Количка! Ты извиняешься, что письмо твоё небрежно написано. Помилуй! да в нем ни малейшей описочки нет. Желал бы я, чтобы мои письма были так небрежны, как твои. Вот я так действительно письма валяю с плеча, но, впрочем, из моей громадной переписки и при моих занятиях оно иначе и нельзя. После пяти дней, проведённых в Москве причём весёлого ничего не было (кроме разве представления «Дон-Жуана»), я наслаждаюсь до крайности здешней тишиной и свободой. Представь себе, что не только все дачники уже давно исчезли, но и самой Новичихи нет, и не скоро она здесь будет. Таким образом, я царствую нераздельно. К сожалению, слишком часто приходится ездить в Москву. Вот и теперь я здесь всего третий день, а послезавтра опять необходимо ехать в Москву по случаю торжества, имеющего состояться в Большом театре, где будет идти в 101-ый раз «Демон» под управлением А. Рубинштейна. Ехать очень не хочется, но неловко не пока­зать носа на этом празднике. Эта осень замечательна тем, что зелень очень долго держится. Представь себе, что все деревья в парке ещё зелены; только кое-где появляются жёлтые тоны, придающие необычайную прелесть моему местопребыванию. Цветы в моем цветнике тоже ещё держатся. Пусканье змея прекратилось, ибо мы с Алексеем его испортили. Но последний увлечён теперь двумя более опасными игрушками, а именно револьвером (который оставил Модя) и ружьём, которое он купил в Москве под предлогом, что для защиты от злоумышленников мне необходимо огнестрельное орудие. Теперь с утра до вечера я слышу то дискант Модиного револьвера, то тенор московского ружья. К моей свите прибавился ещё один слуга (нечто вроде дворника), состоящий в близком, кровном родстве с г. Софроновым. Занимаюсь я теперь не внизу, а в Модиной комнате, ибо в ней светло, а у меня для той работы, коей я теперь занят (инструментовка оперы), недостаточно свету. Мне очень нравится эта комната, и зимой я буду работать в ней постоянно. Теперь в Майданове настолько хорошо, что я перестал думать о приискании себе нового местожительства. В скором времени собираюсь обновить свою новую комнату в № 15 на Фонтанке. Вероятно, это будет не в конце сентября, как я полагал, а в начале октября. Засим тысячу раз целую и обнимаю тебя, милый мой Количка. Моде, Бобу, Мите поцелуй. П. Чайковский Меня беспокоит твоё нездоровье. Ради Бога движенье, движенье и движенье!!!!

Saturday 20 September 1886 Maydanovo village I was extremely gladdened today by your most sweet letter, my dear Kolichka! You apologise that your letter was carelessly written. I beg your pardon! It does not have the slightest mistake. I wish that my letters were as careless as yours. I do actually write letters off the cuff, but besides, given my enormous correspondence and how busy I am, it cannot be otherwise. After spending five gloomy days in Moscow (except for perhaps a performance of "Don Giovanni"), I am enjoying the quiet and freedom here to the utmost. Just imagine that not only have all the summer residents long since disappeared, but Novichikha herself has also gone, and she will not be back for a while. Therefore, my realm is undivided. Unfortunately I have to go to Moscow too often. And now I have been here all of three days, and the day after tomorrow I have to go to Moscow again, on the occasion of a celebration that will take place at the Bolshoi Theatre, where "The Demon" will be performed for the 101st time, under the direction of A. Rubinstein. I very much do not want to go, but it is awkward not to show my face at this celebration. This autumn is remarkable in that the greenery is lasting a very long time. Just imagine that all the trees in the park are still green; it is only here and there that yellow tinges appear, imparting an extraordinary charm to my place of residence. There are still flowers in my flower garden. The kite flying has ended, because Aleksey and I have ruined it. But the latter is now enthralled by two more dangerous toys, namely a revolver (which Modya left behind) and a gun, which he bought in Moscow under the pretext that I require a firearm in order to protect myself from intruders. Now from morning till night I hear first the descant of Modina's revolver, then the tenor of the Moscow gun. Another servant (something akin to a janitor), who is a close relative of Mr Sofronov, has been added to my retinue. I am not working downstairs now, but rather in Modina's room, because it is light there, and I did not have sufficient light for the work I am now undertaking (orchestrating the opera). I like this room very much, and in the winter I shall be working in it constantly. It is so good in Maydanovo now that I have ceased to think about finding a new place of residence. I intend to try out my new room on No. 15 Fontanka soon. This will probably not be at the end of September, as I thought, but at the beginning of October. Whereupon, a thousand kisses and hugs to you, my dear Kolichka. Kisses to Modya, Bob and Mitya. P. Tchaikovsky I am worried about your ill health. For God's sake, keep moving, moving and moving!!!!