Letter 3068

Date	5/17 October 1886
Addressed to	Yuliya Shpazhinskaya
Where written	Maydanovo
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 2070)
Publication	П. И. Чайковский. С. И. Танеев. Письма (1951), p. 303–304 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIII (1971), p. 473–474

Text

Russian text (original)

5 окт[ября] 1886 с[ело] Майданово Многоуважаемая, добрейшая Юлия Петровна! Сегодня возвратился из Москвы (куда, увы, мне слишком часто теперь приходится ездить) и нашёл в числе других писем и Ваше произведшее на меня самое тяжёлое впечатление. Прежде всего прошу Вас раз навсегда не смущаться никогда мыслью, что Ваши дружеские излияния переполняющих Вас горестных чувств могут мне показаться бесцельным нытьём (как Вы выражаетесь). Мне вовсе не хотелось бы чтобы Вы, сообщаясь со мной, скрывали то, что у Вас на душ; и что просится под перо. Напротив, умоляю Вас ныть сколько угодно. Ведь высказать другу свою горесть, — это всё-таки облегчение, а я самым искренним образом сочувствую Вам и отлично понимаю всё, что Вы теперь переносите, и знаю как Вам необходимо изливание le trop plein Вашего сердца. Но читая, как Вы тоскуете, как Вы страдаете душевно, естественно является мысль: как помочь горю? Вот я и спрашиваю себя, что мне сделать, чтобы содействовать к прекращению или к облегчению Ваших горестей. Когда я уговаривал Вас писать, то кроме убеждения в Вашей талантливости. меня побуждало к тому желание, чтобы Вы имели средства независимо от И[пполита] В[асильевича]. Эти средства дали бы Вам свободу. Ведь не то ужасно, что Вы в Севастополе: а то, что Вы принуждены быть в Севастополе. Я думал, что мало-помалу Вы успокоитесь, приметесь за перо, напишете что-нибудь удачное, завоюете себе средства и самостоятельность, — и тогда весь смысл Вашей жизни станет совсем иной. Теперь я вижу, что Вы слишком потрясены, раздражены, больны, чтобы писать. Прежде чем писать, нужно выздороветь. Очевидно, теперешний образ жизни Вашей губит Вас физически и морально. Знаете, в первую минуту по прочтении Вашего письма у меня была мысль отправить его к И[пполиту] В[асильевичу], чтобы он знал, как-Вы живете, через какие мелочные материальные трудности Вы проходите, как Вы убиты, как Вы бесконечно тоскуете, словом, как Вы глубоко несчастны. Потом я было решил при первом свидании с ним начать разговор о Вас, постараться, нисколько не оскорбляя и не раздражая его, дать ему почувствовать, что должен сделать что-нибудь, чтобы изменить Ваше положение. Потом я сообразил, что сгоряча никогда не нужно действовать и что лучше я сначала спрошу у Вас: разрешаете ли Вы мне вмешиваться в Ваши отношения к И[пполиту] В[асильевичу]? Хотите ли, чтобы я самым деликатным и дипломатическим образом, стара[ясь] действовать на сердце его, старался бы, чтобы он не призвал Вас к себе (чего я собственно не желаю), а разрешил бы Вам жить в Москве отдельно от него или в Петербурге? Что Вы скажете насчёт Петербурга? Разумеется, тут прежде всего является вопрос о Юше и о том, действительно ли для него юг необходим? Если Вы разрешите мне вмешаться, то чего добиваться? Как Вы бы желали устроить Вашу жизнь? Хотите ли, чтобы я хлопотал о будущем годе или чтобы старался теперь же вырвать Вас из удручающей и убивающей обстановки? Научите, добрейшая Юлия Петровна, как мне поступить. Одно Вам скажу: мне ужасно хочется оказать Вам действительную поддержку и помощь в Вашем горе. «Черевички» пойдут не ранее половины ноября, да и то я не надеюсь. Прекращаю письмо, ибо поздно и я очень устал. В скором времени опять напишу. Ради Бога, будьте покойнее и не падайте духом! Низкий поклон Софье Михайловне и детям Вашим. Искренно преданный и любящий Вас, П. Чайковский