Letter 3276

Date	26 June/8 July 1887
Addressed to	Nadezhda von Meck
Where written	Borzhom
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1006)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 3 (1902), p. 171–172 (abridged) П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 3 (1936), p. 486–487 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIV (1974), p. 134–135

Text

Russian text (original)

26 июня 1887 Боржом Милый, дорогой друг мой! В прошлом письме я сообщил Вам, что то письмо Ваше, где Вы говорите о Танееве, до меня не дошло. Сегодня оно получено мной, а почему так долго оно пролежало на Тифлисской почте, — я не понимаю. Читая подробности дела о приглашении Вами Завадского и о том, как Танеев поступил в этом случае, я глубоко сожалел, что не имею в настоящее время возможности разъяснить недоразумение и принуждён отложить это до осени. Но за одно Вам ручаюсь. Танеев мог ошибиться, мог вследствие непонятной мне причины оказаться недостаточно вежливым относительно Александра Филаретовича, — но того, что Вы в нем предполагаете, т. е. чванства, гордости, недоступности, нежелания оказать пользу ближнему и нуждающемуся, — в нем нет. Мне очень жаль подумать, что, быть может. Вам никогда не придётся иметь случай ближе узнать и оценить Танеева, но верьте, милый друг мой, что без преувеличения можно сказать, что в нравственном отношении эта личность есть безусловное совершенство. И превосходнейшие качества его тем более трудно оценить большинству людей, что он их не старается выказать, и только близкие ему люди знают, сколько бесконечной доброты, какой-то идеальной честности и, можно сказать, душевной красоты в этом невзрачном на вид, скромном человеке. Я не знаю ни одного случая за многие годы моего знакомства с ним, который бы указал на что-нибудь вроде эгоизма, тщеславия, желания выставить себя напоказ с выгодной стороны, словом, на один из тех маленьких недостатков, которые свойственны огромному большинству людей, хотя бы и очень хороших. Одно только можно заметить про него неблагоприятного для впечатления, производимого им на людей. Он чрезвычайно твёрд в своих правилах и даже несколько слишком прямолинеен в своих убеждениях. Не раз мне приходилось на него дуться (и не далее, как в нынешнем году мы разошлись с ним вследствие различных взглядов на один вопрос, касающийся благосостояния консерватории), — но это происходит оттого, что он совершенно неспособен отступить от раз установившегося у него мнения о том, где в данном случае правда и справедливость. Вероятно, и в деле о Завадском он вследствие какого-нибудь неизвестного мне обстоятельства вообразил, что следует поступить так, как он поступил, и, конечно, вообразить это он мог неосновательно. В таком случае это недоразумение, которое я в начале осени разъясню. Вот что касается Зверева, то за него особенно заступаться не буду. В сущности, он добрый человек, но очень ничтожный, мелочно самолюбивый и склонный к дрязгам, сплетням и мелочным пререканиям. Мне было больно узнать, что он и его приятели так недостойно вели себя в общем собрании Ваших акционеров. Это ужасно мне обидно. Будьте здоровы, дорогая мая, и, ради Бога, не слишком огорчайтесь этим делом. Я непременно разъясню его в своё время. Беспредельно преданный Вам, П. Чайковский Меня ужасно поразила смерть бедного И. Г. фон-Дервиза.