Letter 3289

Date	19/31 July 1887
Addressed to	Praskovya Tchaikovskaya
Where written	Aachen
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 3277)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 3 (1902)176 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIV (1974), p. 151–152

Text

Russian text (original)

19 июля Аахен Голубушка Паничка! Начну с отчёта о положении Н[иколая] Дм[итриевича]. В последние 2 дня ему сравнительно стало гораздо хуже, и я трепещу при мысли, что начинается что-нибудь нехорошее. Главное, что вчера и сегодня он опять меньше делает пипи, — а в этом все спасение. Спит эти дни он скверно, аппетит хуже, раздражительность ужасная. Так как ему необходимо на кого-нибудь изливать свои припадки раздражительности, — то он постоянно теперь ссорится с Сашей. Моё присутствие и вмешательство очень много приносят пользы в этом случае. Доктор всё-таки очень доволен ходом болезни, да и я вижу, как живот и ноги постепенно делаются менее вздутыми. Недавно у него был нарыв, который. пришлось прорезывать; теперь предстоит другой. Это его ужасно огорчает. Доктор думает, что ухудшение произошло от усиленного вспрыскивания меркурием, и на несколько дней он прекратил приёмы. Сегодня Н[иколай] Д[митриевич] очень жёлт, все время дремлет и имеет весьма жалкий вид. Я надеюсь, что мои страхи напрасны и что не сегодня завтра все: пойдёт хорошо. Жизнь моя уже вошла в известную колею и я могу рассказать тебе порядок дня. Встаю в 7 часов; до 8 пью чай и читаю газеты. От 8 до 9 инструментую Моцартовскую сюиту. В 9 часов приходит Саша Легошин доложить, что можно сойти вниз. Схожу и сижу с Н[иколаем] Д[митриевичем] до 10 часов. В 10 ухожу на час погулять. В 11 часов возвращаюсь и, сидя у Н[иколая] Д[митриевича], пишу письма и понемножку беседую с больным. В 1 беру холодную серную ванну. В 1½ обед. Обед великолепный; я имею особый столик; продолжается он ужасно долго. В 3 часа только встают от стола; я ещё час гуляю. В 4 часа едем кататься, и прогулка длится два часа; иногда и больше. Во время катанья от времени до времени делаются остановки и Н[иколай] Д[митриевич] делает пипи. Это каждый раз целая история, необыкновенно сложная, и если встречается какое-нибудь препятствие, он ужасно раздражается. По возвращении сидим; иногда я ещё на полчаса ухожу гулять. В 8 часов подают чай с холодной говядиной в комнату Н[иколая] Д[митриевича]. После того обыкновенно приезжает доктор, и по его отъезде мы разговариваем, я делаю пасьянс и т. д. В 10 часов Н[иколай] Д[митриевич] идёт спать, а я иду наверх к себе и читаю или опять пишу письма. В 12 ложусь спать. Аахен в сущности очень антипатичен, и чем дальше, тем хуже; в нем нет решительно никакой прелести. Но что касается гостиницы, услуги, еды, порядка, чистоты, — то в этих отношениях превосходно. Я не скучаю, ибо решительно не имею времени скучать. Приходится исполнять бездну маленьких услуг и поручений для Н[иколая] Д[митриевича], и сознание громадной пользы, которую я приношу, мирит меня с Аахеном. О Боржоме стараюсь не думать, но всё-таки думаю ежеминутно. Целую твои ручки, крепко вас всех обнимаю. Вчера написал письмо Толе в Тифлис. Следующее письмо будет Коле, потом Моде.