Letter 3304

Date	29 July/10 August 1887
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Aachen
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1852)
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIV (1974), p. 171–172

Text

Russian text (original)

29 июля [18]87 Ахен Вчера был день по-видимому для Н[иколая] Д[митриевича] хороший. Во 1-х, он хорошо спал. Во 2-х, он взял горячую ножную ванну, результат которой оказался блестящим, ибо он сильно споте, т. е. не одна голова, которая всегда в поту, а ноги. Во время ванны он чуть не плакал, так ему было и неловко и тяжело, и такой сильный упадок духа был, — но зато, когда в постели через полчаса оказался обильный пот на ногах, — он проси ял, сделался совершенно счастлив и доволен, и воззрения на настоящее и будущее сделались самые розовые. Так, напр[имер], он спросил меня, не правда ли, что для нашей тихой, приятной, семейной жизни не достаёт только Модеста? Увы! Недолго продолжалось это идиллическое настроение. Вскоре пот ослабил его до чрезвычайности. За обедом аппетита не было; он бранил Ахен, ахенскую гостиницу, восставал против ванн, угрожал, что откажется от них, и т. д. Весь день до вечера он действительно ужасно страдал от пота и слабости, метался, не мог найти удобного положения, томился и тосковал. Часов в 6, сидя в кресле, заснул и, проспав около часу, сделался веселее, но за ужином аппетита не имел никакого. Доктор был в восторге, узнавши про пот, и наговорил больному столько приятных вещей и надежд, что он совсем развеселился. Кашлял вчера меньше. По уходе доктора мы играли в рамс и в 10½ разошлись. Сидя в своей комнате, я спрашивал, произошла ли какая-нибудь перемена в Н[иколае] Д[митриевиче] с тех пор, как я здесь, — а ведь сегодня уже 2 недели как я приехал. Взвесивши и припомнивши все, что было, — я пришёл к заключению, что Н[иколаю] Д[митриевичу] в эти две недели стало хуже. Я застал его гораздо бодрее. Меня мороз подрал по коже, когда я сообразил, что как в началам арта в Петербурге, так и теперь, в конце июля, Н[иколай] Д[митриевич] сидит передо мной все с тем же громадным животом, все с теми же брёвнами вместо ног, все с тем же вечным потом и кашлем, все с теми же ежечасными переходами от надежды к отчаянию. Конечно, он значительно лучше теперь, чем был в мае, а тем более в начале июня, когда ты его видел перед отъездом, но все ещё того чуда, в которое я поверил в день приезда благодаря уверениям Н[иколая] Д[митриеБича], доктора и благодаря бодрому и весёлому виду его, — в`сущности не совершилось. Я не живу, а тоскливо произрастаю. Нет ни одной минуты дня, в которую я не испытывал бы тоски и скуки. Между тем надежды на близкое освобождение нет. Впрочем, с каждым днём я более и более убеждаюсь, что хорошо сделал, приехав, и принёс огромную пользу. Но зато кто меня заменит, когда нужно, наконец, будет уехать? Оставить его одного, если не наступит настоящее улучшение, — невозможно. Целую вас всех от всей души. П. Чайковский