Letter 3515
Date | 8/20 March 1888 |
---|---|
Addressed to | Nikolay Rimsky-Korsakov |
Where written | London |
Language | Russian |
Autograph Location | Saint Petersburg (Russia): National Library of Russia (ф. 640, оп. 1, No. 1015, л. 24–27) |
Publication | Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 3 (1902), p. 234–236 (abridged) Советская музыка. 3-и сборник статей (1945), p. 139–140 Н. А. Римский-Корсаков. Полное собрание сочинений, том VII (1970), p. 55–56 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIV (1974), p. 381–383 |
Text and Translation
Russian text (original) |
English translation By Anna-Maria Leonard |
Лондон 8/20 марта 1888 Дорогой друг Николай Андреевич!
Русский концерт, о котором я мечтал и программу которого мы составляли вместе, — состояться не может. Вы помните, что я собирался с помощью моего издателя Félix Mackar устроить свой концерт и затем рискнуть имевшуюся у меня в запасе тысячу рублей и дать ещё один концерт с той программой, которую мы вместе составляли. Все это издали казалось мне очень соблазнительно, очень легко, но не так оно вышло на деле. Макар, начавши хлопотать о зале и оркестре для 1-го концерта, наткнулся на множество препятствий. Во 1-х, нужно было иметь тысяч 10 франков, чтобы устроить все как следует, — их у него не было; во 2-х, достать оркестр и залу оказалось в то время невозможно, ибо кроме Трокадеро, который возможен только весной и летом, большой залы нет, а театры все заняты. Colonne, к которому Макар обращался за оркестром, предложил ему пригласить меня на 2 концерта в Châtelet с тем, что он берет на себя все: репетиции (предварительные), объявления, рекламы и т. д. и т. д., но зато ни копейки мне не даст. Макар написал мне подробное письмо, в коем объяснил, что принимая предложение Соlonn'а, мы теряем надежду на выручку, но зато ничем не рискуем, имеем в своём распоряжении превосходный оркестр, готовую публику и всю концертную организацию, а главное, никогда не случавшееся ещё согласие Colonn'а уступить мне дирижёрскую палочку, каковое обстоятельство в глазах парижан имеет огромный престиж. Затем Colonne вошёл со мной в письменные переговоры и дело состоялось. Но ехавши в Париж, я всё-таки непременно хотел устроить русский концерт. Очутившись там, я был сразу атакован множеством господ и госпож, собиравшихся эксплуатировать увлечение парижан всем русским и требовавших моего участия в качестве дирижёра. На некоторые из этих предложений я даже не мог отвечать иначе как согласием (напр[имер] концерт, устраиваемый Société Franco-Russe ... г-жей Adam и г. Гриппенбергом, который, вероятно, был у вас). Засим, когда я стал делать попытки, то наткнулся опять на те же препятствия: нет залы, нет оркестра, а если и есть, то нужно иметь не менее 10 тысяч франков, чтобы хорошо устроить дело, не боясь, что деньги пропадут. Между тем моя тысяча была давно издержана и я перебивался в денежном отношении в Париже не без труда. Но главное, что мне мешало бы с успехом исполнить задуманное концертное предприятие, — это то, что я мало-помалу дошёл до такого утомления, до такой нравственной и физической изученности, что если бы не деньги, которые я здесь должен получить и в которых я сильно нуждаюсь, — я бы даже и в Лондон не приехал. Я держусь того мнения, что русский концерт, такой, как мы задумали, состояться может, но для этого нужно ни более ни менее как то, чтобы Беляев или другой богач рискнул несколькими тысячами рублей, обставил бы концерт блестящим образом (напр[имер], таким солистом, как Faure, который берет 3000), пригласил бы для дирижирования Рубинштейна, Вас или меня :и был бы совершенно равнодушен к выручке. Иначе ничего нельзя сделать. Едва ли не лучше отложить это дело до осени, ибо теперь разные господа и госпожи вроде г. Кроткова (!!!) приехали пропагандировать русскую музыку, надеясь сделать аферы. Но они только могут скомпрометировать нашу музыку. Напр[имер], г. Кротков в программу своего 1-го концерта кроме Глинки включил ещё свою увертюру, а мне хорошо известно, каковы его увертюры и какой он позорный дирижёр. Вообще мы должны давать наши концерты вовсе не для того, чтобы выручать деньги (да все эти господа очень ошибаются, они потерпят убытки), а для того, чтобы показать наш товар лицом, и нисколько не сообразуясь с тем или другим политическим настроением французов. Сочувственное настроениек России уже охлаждается, и мы можем к этому обстоятельству относиться совершенно индифферентно, ибо дело в том, что, независимо от политики, французы интересуются нашей музыкой; это несомненно, но интерес этот не настолько велик, чтобы публика готова была сколько угодно денег давать. Она дала их очень много Colonn'у в оба мои концерта, ибо у Colonn'а громкая прочная репутация, и моя личность лишь подзадорила обычный интерес к его концертам; она даст их также и Беляеву, если он ничего не пожалеет на обстановку и на при влечение знаменитых солистов... Но нашему брату не под силу устраивать подобные концерты. Многое ещё я мог бы написать и сказать Вам по этому поводу, но у меня голова в самом деле не в порядке, я измучился до самой последней степени и с величайшим трудом пишу это письмо. Голубчик Николай Андреевич, не сердитесь на меня! Я выказал необычайную ребячливость, когда совершенно серьёзно считал лёгким и возможным концерт, по поводу коего накануне моего отъезда мы совещались. Своей серьёзностью я ввёл Вас в заблуждение. Вышло как-то ужасно некрасиво: я разыграл из себя бескорыстного пропагандиста не моей русской музыки, а между тем два раза играл в Пари же исключительно свои сочинения и затем удрал. Но так сложились обстоятельства, и я прошу вас верить, что моё желание познакомить парижан с сочинениями тех композиторов, которых я люблю и уважаю было совершенно искренно. Кланяйтесь низко Надежде Николаевне; кланяйтесь милым друзьям Лядову и Глазунову и попросите их, чтобы не сердились на меня. Послезавтра я почти прямо отсюда еду в Тифлис *. Обнимаю Вас. Искренно любящий, П. Чайковский * Я отказался от всех обещанных дирижировании. |
London 8/20 March 1888 Dear friend Nikolay Andreyevich!
The Russian concert of which I dreamed and the programme for which we drew up together cannot take place. You remember that I meant to arrange my concert with the help of my publisher Félix Mackar, and then risk the thousand rubles that I have in reserve and give a further concert with the programme that we drew up. From afar, all of this seemed to me to be very enticing and very easy, but that is not the way it worked out. Mackar, once he started looking for a hall and orchestra for the 1st concert came up against a multitude of obstacles. Firstly, it was necessary to have 10 thousand francs or so in order to arrange everything as required, and he didn't have the money; secondly, it turned out to be impossible to get an orchestra and hall at that time, because apart from the Trocadero, which can only be used in the spring and summer, there is no large hall, and all the theatres were booked. Colonne, to whom Mackar turned for the orchestra, proposed that Mackar invite me for 2 concerts at the Châtelet on terms that he would take everything upon himself: rehearsals (preliminary), announcements, advertisements etc. etc., but then not give me a kopek. Mackar wrote me a detailed letter in which he explained that if we accepted Colonne's proposal we would lose the hope of making any profit, but we would not be risking anything; we would have at our disposal an outstanding orchestra, a ready audience and all the concert organisation; but the main thing would be Colonne's unprecedented agreement to relinquish his conductor's baton to me, which in the eyes of the Parisians has enormous prestige. Then Colonne entered into written negotiations with me and the matter was arranged. But, as I was going to Paris, I still definitely wanted to arrange a Russian concert. Once I was there I was immediately assaulted by a multitude of ladies and gentlemen who wanted to exploit the enthusiasm of the Parisians for everything Russian and who demanded my participation as a conductor. I could not respond to some of these proposals otherwise than by agreeing (for example, a concert organised by the Société Franco-Russe ... by Mrs Adam and Mr Grippenberg, who probably visited you). After this, when I started my endeavours I came up against the same obstacles: there is no hall, no orchestra, or if they are available, you need to have at least 10 thousand francs in order to organise it properly, and not be worried about losing your money. In the meantime, my thousand had long since been spent and it was not without difficulty that I was making ends meet in Paris. But the main thing that would have stopped me from carrying out the planned concert enterprise successfully was that I gradually reached a state of such tiredness, such moral and physical exhaustion, that if it were not for the money which I am meant to receive here and which I need so badly, I would not even have come to London. I remain of the opinion that a Russian concert such as the one we planned can take place, but it would need neither more nor less than for Belyayev or another wealthy person to risk a few thousand rubles; make brilliant arrangements (for example, a soloist like Faure who charges 3000), invite Rubinstein, you or me to conduct, and be completely indifferent as regards profit. Otherwise you can't do anything. It may almost be better to postpone this matter until the autumn as now various ladies and gentlemen, such as Mr Krotkov (!!!) have come to promote Russian music, hoping to pull off some trick. But they can only compromise our music. For example, Mr Krotkov included not only Glinka but also his own overture in the programme of his 1st concert, and I know very well what his overtures are like and what a disgraceful conductor he is. In general, we should be giving our concerts not to make money (and all these gentlemen are very much mistaken, they will suffer losses), but to show our works to their best advantage, and we should not be conforming at all with one or other political mood of the French. The sympathetic mood towards Russia is already cooling, and we can be completely indifferent towards this because the point is that, irrespective of politics, the French are interested in our music. This is beyond doubt, but this interest is not so great that the audience is prepared to pay any amount of money. They paid an awful lot to Colonne for both my concerts because Colonne has a large, solid reputation, and I only further encouraged the usual interest in his concerts; it will also pay Belyayev so long as he pulls out all the stops for the arrangements and draws in outstanding soloists… But it is not within my power to organise such concerts. There is a lot more that I could write and tell you about in this regard, but my head really does not feel well; I am at the final stages of exhaustion and write this letter with the greatest difficulty. Golubchik Nikolay Andreyevich, do not be angry with me! I exhibited extraordinary childishness when I thought in all earnestness that the concert which we discussed on the eve of my departure was possible and would be easy. I deceived you with my earnestness. It has turned out terribly unpleasantly: I made myself out to be a selfless promoter of Russian music other than my own, and meanwhile in Paris I twice played only my own works and then disappeared. But that is how circumstances played out and I beg you to believe that my wish to acquaint the Parisians with the works of those composers that I love and respect was completely honest. Please give my deepest regards to Nadezhda Nikolayevna; convey my regards to my dear friends Lyadov and Glazunov and ask them not to be angry with me. The day after tomorrow I'm going almost directly from here to Tiflis*. I embrace you. Sincerely affectionate, P. Tchaikovsky * I have turned down all my conducting engagements. |