Letter 3597

Date	17/29 June 1888
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Frolovskoye
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1889)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 402–403 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIV (1974), p. 463–464 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 402–403 (English translation; abridged)

Text

Russian text (original)

17 июня с[ело] Фроловское Наконец, со вчерашнего дня, наступило что-то вроде лета, а то просто житья не было и я постоянно был не по себе. Работа, Однако ж, шла так себе, ибо эскизы симфонии уже почти кончены, и не далее как с начала будущей недели примусь за инструментовку. Понятно, что при столь ужасной погоде мне не особенно было весело и приятно. Даже я почувствовал стремление к обществу и ради этого в последнее воскресенье с утра пошёл в Майданово и провёл там целый день. Как-то меланхолично и грустно все показалось мне там, и нигде так живо я не почувствовал печаль об исчезновении из этого мира Н. Д. Кондр[атьева] как там, особенно в его аллейке. Вообще в Майданове мне было болезненно жаль прошлого, и жутко сознавал ась стремительность и невозвратность прошлого. Три года! Как они пролетели! Обедал у Новичихи (она зато не меняется и все так же бестолково болтает, и мне даже приятно было слушать её неумолкаемое стрекотание), играл у ней в винт, а вечер провёл у Симона, занимающего большой дом. У неё страшная пустота, и Симон только оттого взял, что она при стала и сделала огромную уступку Здесь теперь стало тихо, ибо Саша Легошин (прогостивший неделю) уехал с женой в Москву на несколько дней. Девочка их осталась, к моему величайшему удовольствию; я все более и более люблю её; необыкновенно милый ребёнок. Легошины вернутся, и Саша останется здесь до моих именин. Цветы в отчаянном положении. Держатся только с грехом пополам душистые горошки; резеда вся пожелтела и покраснела, как осенью; левкои один за другим гибнут; гелиотропы почернели. Из постоянных цветов только лупинус растёт недурно; остальные повылезли из земли уже давно, но решительно не желают расти и все остаются в виде эмбрионов. Я был поражён в Майданове густотой и обилием растительности в сравнении с Фроловским. Здесь ужасно плешиво, и все как-то туго растёт. Но тем не менее я продолжаю восхищаться прогулками, поколику погода позволяет их делать. Курица, при тебе сидевшая на яйцах, высидела 10 цыплят. Приезжал ко мне неожиданно на целый день Ратер (Бютнер)!!! Можешь себе представить, какова мне было по-немецки целый день говорить. Впрочем, милый старичок. Ну-с, теперь жду об вас известий из Боржома; уж давно бы пора. Обнимаю тебя, голубчик Модя! Колю также! Володю также! Боже, как мне хотелось бы в Боржоме быть!!! П. Ч.