Letter 368

Date	29 October/10 November 1874
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Moscow
Language	Russian
Autograph Location	Saint Petersburg (Russia): National Library of Russia (ф. 834, ед. хр. 36, л. 58–59)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 1 (1900), p. 448–449 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 207–208 П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 90–91 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том V (1959), p. 371–372 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 89–90 (English translation; abridged)

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Москва 29 октября Представь себе, Модя, что я до сих пор копчу над клавираусцугом новой оперы. Я свалил было эту обузу на Лангера и Размадзе; оба взялись и или ничего не сделали, или сделали так плохо, что пришлось переделывать все сызнова, вот отчего я так занят, что никому не отвечаю. Очень тебе благодарен за оба твои письма; они тем более мне доставили удовольствие, что ты их пишешь с изяществом Sevigné. Серьезно, в тебе есть литературная жилка, и я бы очень был рад, если б она забилась так сильно, что ты стал бы сочинителем. Авось хоть либретто когда-нибудь порядочное будет; а то ищешь, ищешь и ничего порядочного не добьешься. Поэт Берг предлагает мне написать оперу на сюжет из гуситов и таборитов. Я его спрашиваю, имеет ли он в голове какой-нибудь план; оказываться, никакого: ему только нравится, что они пели гимны. А дорого бы я дал теперь за хорошее либретто из иностранной истории! Я очень рад, что тебе, Малоземовой и вообще сочувствующим мне понравился мой второй квартет. Я считаю его лучим своим сочинением; ни одна из моих вещей не вылилась у меня так легко и просто. Я написал его почти в один присест и тем более удивился, что оно публике не по вкусу, — что полагал этим способом написанные сочинения имеющими все шансы нравиться. Живу я хорошо, насколько возможно жить хорошо при страшном безденежье, которое угнетает меня с самого приезда в Москву. На конкурс рассчитывать нельзя, так как срок, оказывается, не 1-го января, а 1-ое августа будущего года. Нового писать пока ещё ничего не собираюсь. Хотел было приняться за фортепьянный концерт, — да что-то не выходит. Здесь находится Шиловский; на днях он едет за границу и проживёт несколько времени в Петербурге. Дай Бог, чтоб тебе он не действовал на нервы так, как мне; когда я его вижу, на меня как будто пудовую гирю повесят. Нет сил переносить его безалаберность и капризность. Зато Ник[олай] Львович, которому он дал 100 р[ублей] с[еребром], в восторге от него. С Голицыным они теперь en froid, впрочем, на этот раз по вине Голицына. Очень много сижу дома и, к сожалению, ничего не читаю; или занимаюсь или играю. Я изучил основательно «Бориса Годунова» и «Демона». Мусоргскую музыку я от всей души посылаю к черту; это самая пошлая и подлая пародия на музыку; в «Демоне» есть прелестные вещи, — но много и балласту. У нас здесь по воскресеньям играет русский квартет, исполнивший, между прочим, мой D-dur'ный квартет. Ступай послушать Краус, — хорошая певица. Кланяйся от меня Малоземовой и скажи, что я напишу ей. У Папашн целую ручку и крепко его обнимаю. Лизавету Мих[айловну] тоже. Скажи Папочке, что я напишу Бесселю насчёт «Опричника». Целую. П. Чайковский Пиши, ради Бога, чаще. Ты меня очень радуешь письмами.

Moscow 29 October Just imagine, Modya, that I'm still working hard on the piano reduction of the new opera. I had dumped this burden on Langer and Razmadze; both took it on and either did nothing, or did it so badly that I had to do everything all over again, which is why I'm so busy that I haven't replied to anyone. I am very grateful to you for both your letters; they gave me all the more pleasure because you write them with the elegance of Sevigné. Seriously, you have a literary vein, and I should be very glad if it were to throb so strongly that you would become a writer. Perhaps at least a decent libretto will come along one day; otherwise you might look hither and yon without achieving anything decent. The poet Berg suggested that I write an opera based on the story of the Hussites and the Taborites. I asked him if he has any plan in mind; it turns out that he has none — he merely likes the fact that they sang hymns. And what I wouldn't give now for a fine libretto from foreign history! I am very glad that you, Malozyomova and everyone generally sympathetic to me liked my second quartet. I consider it my best work; none of my other things have flowed out so easily and simply for me. I wrote it almost in a single sitting, and was all the more surprised that it wasn't to the audience's taste, since I supposed that works written in this way had every chance of being popular. I am living well, to the extent that it is possible to live well, given the awful lack of money that has constrained me since my arrival in Moscow. I cannot count on the competition, since the deadline, it turns out, is not 1st January, but 1st August next year. I still have no plans to write anything new yet. I wanted to set about a piano concerto, but it isn't coming out. Shilovsky is here; he is going abroad in a few days and will be living in Petersburg for a while. God grant that he doesn't act on your nerves as he does on mine; whenever I see him it is as if a heavy weight has been hung upon me. I do not have the strength to put up with his carelessness and capriciousness. But Nikolay Lvovich, to whom he gave 100 silver rubles, is taken with him. He and Golitysn are now en froid, although this time it's Golitsyn's fault. I sit at home a great deal and, unfortunately, with nothing to read. I either work or play. I have thoroughly studied "Boris Godunov" and "The Demon". I send Musorgsky's music to hell with all my heart; it is the most vulgar and vile parody of music; there are some lovely things in "The Demon", but a great deal of ballast too. We have a Russian quartet playing here on Sundays, who, incidentally, performed my D-major quartet. Go and listen to Kraus — she is a fine singer. Give my regards to Malozyomova, and tell her that I'll write to her. I kiss Papasha's hand and hug him tightly. Lizaveta Mikhaylovna too. Tell Papochka that I'm writing to Bessel about "The Oprichnik". Kisses. P. Tchaikovsky For God's sake write more often. Your letters make me very happy.