Letter 4012

Date	23 January/4 February 1890
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Florence
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1921)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 3 (1902), p. 343 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 429–429 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XV-Б (1977), p. 22–24 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 430–431 (English translation; abridged)

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

4 февр[аля]/23 янв[аря] 1890 Модя! Вот уже 6 дней, что я здесь; порядок жизни установился, я вошёл в норму и могу писать без жалобы на тоску. Я устроился очень хорошо. Квартира моя, несмотря на поразительно банальную обстановку (точно где-нибудь в русской провинции), очень удобна и симпатична, а главное, покойна и, безусловно, ограждена от проникновения каких бы то ни было звуков, кроме уличных. Окна выходят на Lungarno, и между 3 и 5 часами очень весело смотреть на проезжающие в Cascino экипажи. По вечерам «банальность» менее чувствительна благодаря ламповому освещению. Встаю я не в 8, а почему-то Назар меня будит в 7¾; впрочем, ко времени его появления я всегда уже проснувшись. Подаётся бульотка, и я пью чай и читаю газеты: Nazione и Figaro, а Назар идёт пить кофе в свою столовую. Потом работаю до 12½. Одеваюсь и иду завтракать. Когда я ухожу гулять, Назар идёт обедать. Возвращаюсь в 3 часа и пью чай и до 4 часов смотрю с Назаром на процессию экипажей. От 4 до 7 работаю. В 7 иду обедать. Обедаю и завтракаю за отдельным столиком. Кормят очень хорошо. После обеда гуляю или иду в театр. Был 2 раза в цирке (вчера с Назаром) и раз в Pagliano. Давали «Аиду». Постановка мизерная, хоры отвратительны, оркестр валяет кто во что горазд, но певицы, особенно Амнерис (толстая Зингер, помнишь, наша соседка в Costanzi), очень хороши. В общем чисто провинциальная опера, несмотря на колоссальные размеры театра. И такой порядок каждый день. Если не в театр иду, то пишу письма и читаю. Здесь рядом со мной живёт старая дева Оржевская и при ней пресимпатичная русская горничная, что для Назара сущее счастье. Но для меня Оржевская очень неприятна, ибо я когда-то у них бывал и от лично её знал в молодости. Она, конечно, меня узнала, и весьма трудно избегать возобновления знакомства. Сегодня завтракавшая вместе с ней неподалёку от меня некая г[оспо]жа Платонова, которую я отлично тоже когда-то знал, подходила ко мне и набивалась утешать меня в моем одиночестве. Но я отнёсся к ней очень холодно. Назар или в самом деле очень доволен, или притворяется довольным, но, по-видимому, сияет. Комната его превосходна; он имеет по вечерам лампу и вообще с материальной стороны обставлен отлично. Я со своей стороны им весьма тоже доволен и очень радуюсь, что он со мной, ибо, не будь его, гнездящееся во мне чувство печали грызло бы меня бесконечно больше. Теперь скажу тебе насчёт работы. Я принялся сразу очень усердно и уже сравнительно много сделал. Если так все дальше пойдёт, то скоро придётся просить тебя посылать дальнейшие действия. Либретто ты сделал очень хорошо, но есть недостаток, а именно много словие. Пожалуйста, будь как можно короче и лаконичнее. Кое-что я пропускаю. Напр[имер], я решился пропустить совсем все, что Герман говорит коротенькими стишками после того, как он высказал Графу свою любовь. Т. е. после слов: «Я болен, я влюблён» — все остальное до хора я выбросил. Ведь ему ещё так много придётся петь. Стихи иногда совсем хороши, иногда жестковаты, иногда даже очень: напр[имер], «целый б день гулять». Частица бы, сокращённая в б, не может находиться после и с краткой. Почему? Объяснить не могу. Но в общем скажу, положа руку на сердце, что либретто превосходно, и видно, что ты знаешь музыку и музыкальные требования, — а это для либреттиста весьма важно. Получил сегодня утром твоё письмо и невероятно расстроился по поводу Сапельникова. Сейчас же ему телеграфировал и уже получил ответ. Объясни ради Бога, почему он не имел успеха? Ради Бога пиши почаще. О погоде сообщу, что стоял страшный холод, сегодня теплее. Обнимаю, целую. П. Чайковский Коле, Бобу посылаю поцелуи.

4 February/23 January 1890 Modya! I've been here for 6 days, and have established a routine; I've returned to normal and can write without complaining about being fed up. I've settled in very well. My apartment, despite the remarkably banal furnishings (just like somewhere in the Russian provinces), is very comfortably and sympathetic, and, most importantly, quiet, and it goes without saying, shielded from the intrusion of any sounds save for those from the street. The windows look out onto the Lungarno, and between 3 and 5 o'clock it's great fun to watch the carriages passing in the Cascino. In the evenings the "banality" is less obvious due to the lamp light. I do not rise until 8, but for some reason Nazar wakes me at 7.45; anyway, by the time he appears I'm always already awake. The bouillotte is served, and I drink tea and read the newspapers: Nazione and Figaro, while Nazar goes to drink coffee in his room. Then I work until 12.30. I dress myself and go to lunch. While I go for a stroll, Nazar goes for dinner. I return at 3 o'clock and drink tea, and watch the procession of carriages with Nazar until 4 o'clock. I work from 4 until 7. I go to dinner at 7. I have lunch and dinner at a separate table. The food is very good. After dinner I take a stroll or go to the theatre. I've been to the circus twice (yesterday with Nazar) and once to the Pagliano. They were giving "Aïda". The production was miserable, the chorus wretched, the orchestra did its best, but the singers, especially Amneris (the portly Singer, you remember, our neighbour at the Costanzi) are very good. In general it's a purely provincial opera, despite the colossal size of the theatre. And such is my daily routine. If I don't go to the theatre, then I write letters and read. Living here next to me is an old maid, Orzhevskaya, and with her a very pretty Russian servant girl, which is pure joy for Nazar. But for me Orzhevskaya is most unwelcome, because I used to visit them, and I knew them personally in my youth. She recognised me, of course, and it's extremely difficult to avoid renewing the acquaintance. Today, while having lunch with her not far from me, a certain Mrs Platonova, whom I also once knew very well, came up to me and attempted to console me in my loneliness. But I treated her very coldly. Nazar is either really very pleased, or pretending to pleased, but he appears to be radiant. His room is excellent; it has a lamp in the evenings and is splendidly furnished in general. For my part, I'm also extremely pleased with him and very glad that he is with me, because, were it not for him, the sadness nestling within me would gnaw at me infinitely more. Now I'll talk to you about work. I started right at once very diligently and I've already done quite a lot. If it carries on like this, then I'll soon have to ask you to send the next acts. You did the libretto very well, but there is a drawback, namely lots of words. Please, be as brief and concise as possible. I'm leaving out some things. For example, I decided to completely omit everything that Herman says in short verses after he described his love to the Count, i.e. after the words "I'm ill, I'm in love", I left out everything else before the chorus. After all, he still has a lot to sing. The rhymes are sometimes very good, sometimes harsh, sometimes very much so, for example: "целый б день гулять". The particle 'бы', abbreviated to б,, cannot be placed after a short и. Why? I cannot say. But in general I'll say, with my hand on my heart, that the libretto is excellent, and it's clear that you know the music and what the music requires — and this is extremely important for a librettist. I received your letter this morning and I was incredibly upset about Sapelnikov. I telegraphed him just now and have already received an answer. For God's sake explain why he wasn't a success? For God's sake write more often. As for the weather, I'll tell you that it's been terribly cold, today it's warmer. Hugs, kisses. P. Tchaikovsky I send kisses to Kolya, Bob.