Letter 4177

Date	17/29 July 1890
Addressed to	Yuliya Shpazhinskaya
Where written	Frolovskoye
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 2127)
Publication	П. И. Чайковский. С. И. Танеев. Письма (1951), p. 356–357 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XV-Б (1977), p. 215–216

Text

Russian text (original)

17 июля 1890 г[ород] Клин, Моск[овской] губ[ернии] Дорогая Юлия Петровна! Я так чудовищно виноват перед Вами, что нужно чудовищно долго объяснять и оправдывать степень своей виновности. Лучше, не теряя времени, скажу Вам, что моё молчание не есть признак оскудения дружеского чувства к Вам, склоню повинную голову и прямо перейду к краткому повествованию о своём житье-бытье со времени последней весточки, посланной Вам чуть ли ещё не из-за границы. Возвратился в Россию в конце апреля; провёл дней 10 в Петербурге и с тех пор безвыездно живу в селе Фроловском. Около полутора месяцев спешно работал над инструментовкой «Пиковой дамы», каковую благополучно окончил и партитуру уже давно отослал. Усталость чувствовал невообразимую, мечтал о продолжительном отдыхе, о том, что возобновлю со всеми друзьями прерванную переписку. Но на другой же день почувствовал невероятное уныние, тоску и сожаление об оконченном труде, так безраздельно занимавшем меня в течение нескольких месяцев. И как вы думаете, что я сделал? Немедленно принялся за большое и очень технически трудное сочинение (струнный секстет), которое тотчас же завладело мной совершенно, и я опять забыл все и всех ради эгоистической потребности погрузиться по горло В работу. Я ужасно нервен и ужасно склонен к меланхолии; чем дальше, тем эта склонность сильнее и грознее. Но против неё есть радикальное средство: работа. И вот, переутомив себя до последней степени, окончив большой труд, я роковым образом должен приняться за новое переутомление. Впрочем, благодаря деревне, одиночеству, тишине, правильному образу жизни чувствую себя хорошо. От «Пиковой дамы» все мои друзья в восторге. Мне кажется, что опера в самом деле вышла удачная, но нужно сказать, что и либретто, в полном смысле слова, великолепно. А впрочем, кто знает, какая судьба ожидает оперу. Я был убеждён, что либретто «Чародейки» восхитительно, что моя музыка его достойна, — и опера провалилась самым плачевным образом. Вот я и сказал Вам о себе все, о чем стоит говорить, ибо, за исключением того, что я работал, работаю и буду работать, решительно интересного сообщить ничего не имею. Осенью нужно будет непременно, однако же, попутешествовать. Это единственный для меня способ обходиться без работы. Что Вы? Каково здоровье? Что Софья Михайловна и дети? Беспокоюсь о Вас, так долго не получав известия. Что бы Вам за зло добром платить и писать мне хоть изредка о себе известия, несмотря на моё молчание! Пожалуйста, сейчас же ответьте, каково живётся, и не сердитесь на меня. Я в отношении писем уже исправиться не могу; напротив, все более и более чуждаюсь почты. Крепко жму Вашу руку! Ваш, П. Чайковский