Letter 4492
Date | 1/13 October 1891 |
---|---|
Addressed to | Anatoly Tchaikovsky |
Where written | Maydanovo |
Language | Russian |
Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1431) |
Publication | П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 501–502 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XVI-А (1976), p. 220–221 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 502 (English translation; abridged) |
Text
Russian text (original) |
1-ое октября [18]91 Толя! Прости, что на письмо твоё долго не отвечал. Я очень упорно работаю, да, кроме того, в Москву пришлось съездить по делам. Знаешь, Толя, если никакой особенной случайности не произойдёт, — то вряд ли мне удастся видеть вас ранее половины ноября. Я страшно дорожу временем, ибо нужно во что бы то ни стало кончить оркестровку оперы и балета зимой. Между тем с 15-го октября я должен быть в Москве к началу репетиций «Пиковой дамы». Она предполагается на 28 октября. 6-го ноября я дирижирую в Москве концертом, устраиваемым Зилоти. А 23-го ноября я дирижирую в Петербурге. Вот между этими-то двумя числами я и побываю у вас в Ревеле на несколько дней. В самом деле курьёзно, что вы теперь сравнительно так близки ко мне, — а я вас вижу так же редко, как если бы вы жили все ещё в Тифлисе. Но зато я последнюю зиму проживаю в деревне. В будущем году поселюсь в Петербурге, и тогда можно будет часто видаться. Историю с кражей моих часов мне хочется рассказать тебе устно; это прекурьёзная история. Воришка найден и сознался, — но добиться, где часы, нет никакой возможности. К чему только ни при бегали, чтобы заставить вора дать верные сведения о часах! И к пытке посредством голода и жажды, и к побоям, и к задариванью, и к напаиванью допьяна, и к ловко подстроенному бегству из-под стражи с подговорённым цыганом; словом, старания выказано было бездна. Все тщетно. Теперь воришка стоит на одном производящем здесь сенсацию показании, что будто бы часы отданы им на хранение Н. Н. Новикову. Трудно этому поверить и слишком ужасно. Словом, черт знает что. А покамест приходится мне на следствие и деньги платить, т. е. не суд[ебному] след[ователю], а полицейскому надзирателю, особенно усердствующему в старании добиться истины. Ларош продолжает жить у меня: ровнёхонько ничего не делает, кроме еды и спанья. Но я его сообществом очень дорожу, ибо по вечерам он читает, а это для меня отдых и средство против одолевающей в последнее время головной боли по вечерам, если слишком много работал. Горячо всех вас обнимаю. Твой, П. Чайковский Паня! Целую крепко ручки. Таточку, мою душечку, целую. П. Ч. |