Letter 621

Date	17/29 October 1877
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Clarens
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1481)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 301–302 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VI (1961), p. 189–190 (abridged)

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Clarens 29/17 окт[ября] 1877 Модя! Получил, наконец, сегодня твоё милейшее письмо. Я ему был тем более рад, что начинал беспокоиться о тебе. Мы оба с Толей с наслаждение читали и перечитывали твоё письмо. Живо ты описал картину встречи родственников. Я так и вижу эту сцену. Я уже, кажется, описал тебе прелестное место, в котором мы живём. Это дорога между Clarens и Montreux. Мы поместились отлично: имеем две прелестные комнаты, занимаем весь мезонин. Окна выходят прямо на озеро. Погода стоит все время великолепная. Порядок дня такой: встаём в 7 часов, в 8 пьём кофе, потом до обеда читаем и занимаемся. Обед в час. После обеда гулянье до 5 и даже 6 часов, обыкновенно в горы, куда-нибудь повыше. В 7 часов ужин, потом чтение, писание писем, а в 10 постели. В нашем пансионе, кроме нас двух, живут только некто Беренс с женой из Петербурга, — очень милые люди. Завтра они уезжают в Ментону, и весь table d'hôte будет теперь состоять из твоих двух братцев. Кормят великолепно, скорее откармливают, чем кормят. Само собой разумеется, что этот режим чрезвычайно благодетельно влияет на моё душевное и телесное благосостояние. Но есть многое такое, что отравляет моё спокойствие. Прежде всего, денежный вопрос. Денег с грехом пополам хватит, чтоб пожить смирно ещё месяц, а что дальше будет, не знаю. Потом меня просто терзает Алёша. Во-первых, я чувствую, что долго прожить без него не могу, во-вторых, я боюсь, что он скучает, от скуки свяжется со всякой сволочью, пожалуй пить начнет!! А между тем не могу придти ни к какому решено. Ты не можешь себе представить, до чего я люблю его. Ты пишешь, что мы, верно, скоро поедем в Париж. Если деньги явятся то это возможно, — но не надолго, разве на перепутьи в Италию, куда ужасно тянет Толю, да и меня тоже. Все зависит от денег. Я начал заниматься: т. е. приступил к инструментовке оперы. Вообще говоря, я оправился вполне, но иногда с ужасом помышляю о том, что мне скоро вернуться в Россию невозможно. Я здесь оправился именно оттого, что никого не вижу. Ни Петербург, ни Москва, ни Каменка для меня немыслимы, т. е. теперь, до будущего лета, по крайней мере. А ведь за границей только тогда хорошо, когда можешь хоть сейчас домой уехать. Вообще, ещё многое для меня темно. Что я сделаю с квартирой, с Алёшей? По поводу твоего письма к Толе скажу одно: что бы ни случилось, но никогда я не соглашусь и одного дня провести с Ант[ониной] Ив[ановной]! Я желаю ей всякого счастья, что не мешает мне глубоко её ненавидеть. Скорее я соглашусь на какие угодно терзания, — но лишь бы не видеть её. Поэтому ты напрасно мечтаешь переделать её и сделать из неё подходящую для меня подругу жизни. Во-1-х, опыт доказал, что мне жить вдвоём с женой — безумие. Во-2-х, уж если это и возможно, то никак не с Ант[ониной] Ив[ановной] Я не встречал более противного человеческого существа. Напрасно ты воображаешь, что она добродушна. Весьма заблуждаешься. Впрочем, не буду распространяться об ней. Она мне ненавистна, ненавистна до умопомешательства. Вот ещё, что я хотел тебе сказать. У меня засела в голове мысль, что все меня должны презирать и ненавидеть. Презрения я стою, потому что сделать такое безумие, какое я сделал, может только круглый дурак, тряпка, сумасшедший. Но мне до общего презрения дела нет. Мне только больно думать. что вы, т. е. ты, Толя, Саша с Левой сердитесь в глубине души на меня за то, что я сунулся жениться, не посоветовавшись ни с кем из вас, а потом повис на вашей шее. Мне совестно, что я причиняю вам столько забот. Скажи мне, что не сердишься нисколько и прощаешь. Я не могу хорошо выразить, что хочу сказать: ну, словом, уверь меня, что ты меня любишь в самом деле по-прежнему; мне все кажется, что все теперь иначе стало. Прощай, голубчик. Пиши: Clarens, Canton de Vaud, Pension Richelieu. Твой, П. Чайковский Целую Колю.

Clarens 29/17 October 1877 Modya! I have, finally, received your most sweet letter today. I was even more glad to receive it because I was starting to worry about you. Both Tolya and I have read and re-read your letter with pleasure. You so vividly described the picture of the relatives meeting. I can just picture this scene. I think I've already described to you the delightful place where we are living. It is on the road between Clarens and Montreux. We are splendidly accommodated: we have two lovely rooms, occupying the entire mezzanine. The windows look out directly onto the lake. The weather has been magnificent the whole time. The daily routine is thus: we rise at 7 o'clock, drink coffee at 8, then read and work until dinner. Dinner is at one. After dinner, a walk until 5 or even 6 o'clock, usually somewhere high up in the mountains. At 7 o'clock there is supper, then reading, writing letters, and we go to bed at 10. Besides the two of us, only a certain Berens and his wife from Petersburg are living in the house — they are very nice people. Tomorrow they are leaving for Menton, and the entire table d'hôte will then consist of your two brothers. We are fed magnificently — more fattening than feeding. It goes without saying that this regime has an extremely beneficial effect on my spiritual and physical well-being. But there are many things that spoil my peace. First of all, the question of money. We barely have enough to live quietly for another month, and then what will happen I don't know. Then I'm simply tormented by Alyosha. Firstly, I feel that I cannot live without him for long; secondly, I'm afraid that he's miserable, and in his misery he'll become involved with all sorts of rogues, and perhaps even start drinking!! But meanwhile I cannot come to any decision. You can't imagine how much I love him. You write that we are bound to go to Paris soon. If the money comes, then this is possible — but not for long, and thence to Italy, where Tolya is terribly drawn, as am I. It all depends on money. I have started working, i.e. I've set about orchestrating the opera. Generally speaking, I am fully recovered, but sometimes I am horrified to think that it will be impossible for me to return to Russia soon. I have recovered here precisely because I see no one. Petersburg, Moscow and Kamenka are unthinkable for me now, i.e. until next summer, at least. Being abroad is really only good when you can go home at any time. Generally, many things are still unclear to me. What shall I do with the apartment, with Alyosha? As for your letter to Tolya, I shall say one thing: no matter what happens, I will never agree to spend even one day with Antonina Ivanovna! I wish her every happiness, which does not prevent me from deeply loathing her. I would sooner agree to endure any sort of torment than to see her. Therefore it is futile for you to dream of remaking her into a suitable life companion for me. Firstly, experience has shown that it is madness for me to live alone with a wife. Secondly, even if this were possible, then it certainly isn't with Antonina Ivanovna. I have never met a more loathsome human being. How absurd it is for you to imagine she is good natured. You are very much mistaken. However, I won't go on about her. She is hateful, hateful to me, to the point of insanity. There is something else that I wanted to tell you. I have the idea stuck in my head that everyone must loathe and despise me. That I deserve contempt because only a complete idiot, a milksop, a lunatic, could do the mad things that I did. But general contempt does not matter to me. It just pains me to think that you, i.e. you, Tolya, Sasha and Lyova, are angry in the depths of your souls at me for rushing headlong into marriage without consulting with any of you, and then hanging around your necks. I am ashamed to have caused you such trouble. Tell me that you are not in the least angry and you forgive me. I cannot adequately express what it is I want to say; well, in short, can you assure me that you really love me as before; it seems to me that everything is different now. Farewell, golubchik. Write to: Clarens, Canton de Vaud, Pension Richelieu. Yours, P. Tchaikovsky I kiss Kolya