Letter 734

Date	19/31 January–21 January/2 February 1878
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	San Remo
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1145)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 358–359 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 58–59

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Четверг 31 янв[аря]/19 янв[аря] Вчера вечером, написавши письмо к тебе, я пошёл в город пить кофе. В кафе, где я обыкновенно бываю, в этот вечер давал представление какой-то фокусник. Зала была уставлена стульями, эстрада приготовлена, публика, довольно немного-численная, собралась. Вдруг дверь отворяется и входит мужчина в белом галстуке и фраке. Он взбирается на эстраду, и кого я узнаю? Того самого фокусника, которого мы с тобой видели в Montreux, помнишь? Я так обрадовался, как будто это был какой-то родной мне. Так живо вспомнил я и мальчика с пляской св[ятого] Витта и с краснотой в лице, и другого мальчика, которого на другой день мы видели в костюме рабочего, и старика фокусника, слегка пьяненького, который рассказывал про свои торжества в разных городах Швейцарии, и нас с тобой, и как потом мы с тобой пришли домой и заспанный Фриц отворил нам дверь... Ах, какая прелесть и Кларан, и Майоры, и Фpиц, и Marie, и даже глупая Lonide, и наша комната, и все это. Я так расчувствовался, вспомнив Кларан, что даже написал письмо M[ada]me Майор. Конечно, я не уеду из-за границы, не побывавши там. Сегодня ничего особенного не произошло. Были у Алёши. Он начинает очень худеть и тосковать. Гнев мой прошёл. Теперь мне только жалко его. Пятница 1 февр[аля]/20 янв[аря] 1878. Алёша пришёл к нам утром, очень бледный, исхудавший, грустный. Я начинаю беспокоиться за него, хотя вспоминаю, что все больные этою болезнью впадают в меланхолию и слабеют. У него какая-то боль под мышкой, плохой сон и плохой аппетит. Доктор, однако ж, доволен ходом леченья. Вечером получил письмо от M[ada]me Мекк, которое взволновало меня. Письмо по обыкновению и даже более обыкновенного наполнено изъявлениями любви. Но вместе с тем она опять жалуется на какую-то неприятность, случившуюся с ней, и хотя не называет виновника, но по тем насмешкам и ироническим замечаниям, которыми она отделывает Рубинштейна, а также по разным другим намёкам я имею основание заключить, что виновник неприятности именно он, Рубинштейн. Я даже понял из её письма, что Рубинштейн был у неё и говорил про меня. Отсюда и из сопоставления этого факта с письмом его я догадываюсь, что Руб[инштейн] ездил к ней хлопотать, чтобы она перестала высылать мне деньги, так как я приучаюсь к лени и т. д. Хорош господин! Фу, какая сволочь. Суббота 2 февр[аля]/21 янв[аря] Алёше лучше. Завтра мы все едем на два дня в Ниццу. Я ходил с Алёшей к его милому доктору, и он разрешил Алёше ехать с нами, да кстати велел ему взять там две ванны. Радости Коли нет пределов. Потом придётся вернуться сюда и ждать, чем кончится леченье Алёши. Доктор доволен ходом леченья. Что-то нет писем от тебя. Целую тебя крепко. П. Чайковский

Thursday 31 January/19 January Yesterday evening, after writing a letter to you, I went into town to drink coffee. In the café where I usually go, some magician was giving a show that evening. The hall was filled with chairs, the stage prepared, and the audience, fairly small in number, had gathered. Suddenly the door opens and a man dressed in white tie and tails enters. He climbs onto the stage, and who do I recognise? It was the same magician whom you remember we saw in Montreux! I was so overjoyed, as if he were somehow a relative. I recall so vividly the boy with St. Vitus' dance and a red face, and another boy who we saw the next day dressed up as a worker, and the old magician, slightly tipsy, who told us about his celebrations in various Swiss towns, and how then you and I came home, and a sleepy Fritz opened the door for us... Oh, how delightful Clarens, and the Mayors, and Fritz, and Marie, and even stupid Lonide, and our room, and all of this is. Remembering Clarens, I was so deeply moved that I even wrote a letter to Madame Mayor. Of course, I won't come back from abroad without visiting there. Nothing in particular happened today. We visited Alyosha. He's starting to lose weight and feel miserable. My anger has passed. Now I just feel sorry for him. Friday 1 February/20 January 1878. Alyosha came to see us in the morning, very pale, emaciated, and sad. I'm starting to worry about him, although I recall that all patients with this disease lapse into melancholy and weaken. He has some sort of pain under the arm, sleeps poorly, and has a poor appetite. However, the doctor is pleased with the course of treatment. In the evening I received a letter from Madame Meck, which alarmed me. This letter was filled as usual, and even more than usual, with expressions of love. But at the same time, she complains about some sort of unpleasantness that had happened to her, and although she doesn't name the culprit, from the ridicule and ironic remarks which she levels at Rubinstein, I have reason to conclude that the culprit of the unpleasantness was indeed him, Rubinstein. I even gathered from her letter that Rubinstein went to see her and talked about me. From this, and comparing these facts with his letter, I surmise that Rubinstein went there to bring pressure to bear on her so that she would stop sending me money, since I was becoming accustomed to laziness, etc.. Good Lord! Ugh, what a scoundrel! Saturday 2 February/21 January Alyosha is better. Tomorrow we're all going to Nice for two days. I went with Alyosha to his nice doctor, and he's allowed Alyosha to accompany us, and incidentally, he told him to take two baths there. Kolya's joy knows no bounds. Then we'll have to come back here and wait for Alyosha's treatment to end. The doctor is pleased with the course of the treatment. Somehow there are no letters from you. I kiss you hard. P. Tchaikovsky