Letter 769

Date	25 February/9 March 1878
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Clarens
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1154a)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 123–124 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 380–381 П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 152–153 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 137–138 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 149 (English translation; abridged)

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Кларан 25 ф[евраля]/9 м[арта] 1878 Опять пишу задними числами. 22 ф[евраля]. Среда. Витторио (мой певец) приходил с больным горлом и петь не мог. Это меня очень огорчило. 23 ф[евраля]. Четверг. Грустно было готовиться к отъезду. В сумме Флоренция сделалась моим любимым из всех заграничных городов. Уехали в 8 часов вечера, простившись очень трогательно со всеми. Колю все ужасно полюбили. Ехали очень удобно, одни. Утром были в Турине. Коля спал плохо и мешал спать другим. Кстати, о Коле. Не могу себе представить, как я буду жить без него. Я до того привязался к нему, до того люблю его, что, наверное, ни отец, ни мать так его не любят. Чем больше его знаешь, тем больше ценишь его. Я не видал и никогда не встречал более чистого душою, доброго и любящего ребёнка. Болтовня его сделалась для меня необходимым условием жизни. Трудно мне будет расстаться с ним. 24 ф[евраля]. Пятница Путь совершён удобно и приятно. В 7 часов вечера приехали в Женеву и остановилась в Hôtel de Russie. Ходили-все брать ванну и пили чай. Спал я отвратительно, как все последние дни. 25 ф[евраля]. Суббота Походили по Женеве. Ты не можешь себе представить, до чего Женева кажется скучна, пошла, прозаична после Флоренции, которая в последние дни благодаря дивной весенней погоде сделалась каким-то фантастически прекрасным городом. А Витторио? Один он сколько прелести придавал ей! На каждом шагу вспоминал тебя, и воспоминание это было как-то и жутко и сладко. Подъезжая к Кларансу (мы выехали в 2 часа), я ужасно волновался. Были встречены чрезвычайно радушно милой M[ada]me Майор и Marie. Я буду жить в нашем салоне; наша спальня будет Алёшиной комнатой. Модест с Колей поместились внизу: где балкон, на котором мы, помнишь, смотрели на заходящее солнце! Кажется, тут же жили Беренсы! Не могу тебе описать странного смешения чувств, которые я испытываю в эти минуту. Ужасно жутко и грустно вспоминать о тебе, переживать некоторые тяжёлые минуты. Вместе с тем приятно вспоминать покойные, тихие дни после бури. А главное, такое наслаждение думать, что все это прошло и не возвратится, что трагедия обратилась в комедию, и такую глупую, неправдоподобную, что кажется, как будто это был просто сон... На днях я тебе напишу подробно по поводу одного предложения Н[адежды] Ф[иларетовны]. Она предлагает мне 10 тысяч для уплаты Ант[онине] Ив[ановне] вперёд на несколько лет пенсии. Я устал сегодня и не могу изложить подробно своего мнения, — но, во всяком случае, помимо тебя я ничего не решу. Но какова эта Н[адежда] Ф[иларетовна]? Слыхал ли ты о чем-нибудь подобном? Твой П. Чайковский Крепко, нежно целую тебя.

Clarens 25 February/9 March 1878 I'm writing day-by-day again. 22 February. Wednesday. Vittorio (my singer) came down with a sore throat and couldn't sing. This made me very upset. 23 February. Thursday. I sadly prepared to leave. To sum up, Florence has become my favourite of all foreign towns. We left at 8 o'clock in the evening, bidding very touching farewells to everyone. They all loved Kolya terribly. We rode very comfortably, alone. By the morning we were in Turin. Kolya slept badly and kept others awake. Regarding Kolya — I can't imagine how I'll live without him. I've become so attached to him, and I must love him far more than his father or mother. The more know I know him, the more I value him. I have never seen or met a purer soul, a kinder or more loving child. His chattering has become an essential part of my life. It will be difficult for me to part from him. 24 February. Friday The journey was entirely pleasant and comfortable. At 7 in the evening we arrived in Geneva and stopped at the Hôtel de Russie. We all went for baths and drank tea. I slept atrociously, like the last few days. 25 February. Saturday I went for a stroll around Geneva. You can't imagine how tedious, vulgar and prosaic Geneva seems after Florence, which in the last few days, thanks the wondrous spring weather, resembled some sort of fantastical beautiful town. And what about Vittorio? He by himself made it so charming! Nearing Clarens (we left at 2 o'clock), I was awfully worried. We had an extremely warm welcome from Madame Mayor and Marie. I'll be living in our salon; our bedroom will be Alyosha's room. Modest and Kolya have been accommodated downstairs; do you remember the balcony where we watched the sun set? It seems that Berens lived just there! I can't describe to you the strange of mixture of emotions I'm feeling just now. It's awfully frightening and sad to be reminded of you, and to have experienced some difficult moments. At the same time it's pleasant to remember the calm and peaceful days after the storm. But most importantly, such a pleasure to think that all this has passed and won't return, that tragedy has turned to such implausible comedy and farce that it's almost like a dream... One day I'll write to you in detail about Nadezhda Filaretovna's proposal. She is offering me 10 thousand in order to pay Antonina Ivanovna several years' pension in advance. I'm tired today and can't express my opinion in detail, but in any case, I'm not deciding on anything without you. And what about Nadezhda Filaretovna? Have you heard of anything like this? Yours P. Tchaikovsky I kiss you gently and firmly.