Letter 838

Date	22 May/3 June 1878
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Brailov
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1491)
Publication	П. И. Чайковский. Переписка с П. И. Юргенсоном, том 1 (1938), p. 320 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 413–414 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 273–274

Text

Russian text (original)

22 мая 1878 г[ода] Вчерашний день ознаменовался, во 1-х, грозой, которая с разными промежутками продолжалась целый день, а во 2-х, массой писем, которые я получил, и в том числе от тебя, от Н[адежды] Ф[иларетовны] и присланное тобой же поразительное, неподражаемое, изумительное письмо А[нтонины] И[вановны]. Первое впечатление была радость и желание поскорее, тотчас же ехать устраивать, хлопотать, ускорять дела а разводе. Между тем как и когда ехать? Я даже ничего не могу решить и в будущем, ибо денег почти нет, следовательно, нужно ждать денег от H[адежды] Ф[иларетовны], а она в своём последнем письме ничего а них не говорит. Писать же ей, дескать: «пришлите скорей, нужно ехать!» — нельзя. Я не сомневаюсь, что деньги будут — нужно только подождать. Как бы то ни было, но я пришёл в какое-то особенного рада нервное состояние, вследствие которого должен был часа полтора буквальна бегать па саду, чтобы физическим утомлением добиться просветления головы, которая находилась в каком-то тумане. Потом стал писать письма H[aдежде] Ф[иларетовне], Юргенсону, Ант[онине] Ив[ановне] и каждое из них должен был несколько раз переделывать и переписывать. Какое-то затмение нашло. Письмо А[нтонине] И[вановне] перечёл ещё раз и каюсь, имел ребячество и слабость злиться и порывался отвечать колкостями и сарказмами. Наконец сообразил, что это ровно ни к чему не поведёт. Кататься нику да не ездил. Спал хорошо, чего вовсе не ожидал. Сегодня утром только я вполне оценил всю неподражаемую прелесть письма Ант[онины] Ив[ановны]. Не правда ли, что это письмо писала не она, а разом M[ada]me Никльби, тётка-приживалка в «Крошке Доррит», Каурова из «Завтрака у предводителя», Городничиха, Коробочка, обе дамы из «Мёртвых душ», словом, непостижимо, что водной человеческой голове может набраться столько глупости и упорного непонимания? Какая прелесть, напр[имер], вся Москва, знающая наизусть, от слова до слова, её письма ко мне! Уж я не говорю о её предположении, что я задумал развод раньше свадьбы!! Потом, сделавши это предположение, она тотчас же принимает его за непреложную истину и спрашивает: зачем я допустил её сделать заем? Все это феноменально хорошо. Был я вчера у обедни в монастыре. Церковь очень красива, служба благолепная, пение очень хорошее, и несколько лиц монашенок показались мне очень интересными, особенно одна красивая старуха в длинной мантии, читавшая Апостола густым басом и управлявшая правым крылосом. Живо представлял себе вчера твой отъезд и беспокоился об тебе. Несколько смущался при воспоминании о моем последнем письме и опасался, не будешь ли сердиться. Боюсь, что ты не так поймёшь письмо, как следует. Основная мысль следующая: я понимаю, что тебе у Конради нехорошо, но терпи, ибо если ты от них уедешь, то встретится много неудобств, которые тебе отравят жизнь; для Коли же во всех отношениях лучше оставаться в доме родителей. Какая прелесть Колино письмо! Как мне понравилось, что он поручает мне поклониться Надежде фон Мекк! Как его письмо нежно! Я получил сейчас письмо от Толи. Он предлагает мне съехаться у Кондратьева 27-го. Но ехать ли мне к Кондратьеву? Не лучше ли ехать прямо в Москву и там вместе с Толей устроить все дело? Ничего не знаю и, пока не получу денег, ни на что не могу решиться. Я написал А[нтонине] И[вановне], что согласен заплатить 2500 р[ублей], хотя считаю, что она их уже раз получила, — но заплачу их не иначе, как векселем. Крепко тебя целую, мой дорогой. Твой П. Чайковский