Letter 4789

Date	23 October/4 November 1892
Addressed to	Aleksandr Ziloti
Where written	Klin
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 3041)
Publication	Александр Ильич Зилоти, 1863–1945. Воспоминания и письма (1963), p. 138–139 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XVI-Б (1979), p. 181–182

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

23 окт[ября] [18]92 Клин. Моск[овской] губ[ериии] Саша, мой милый! Мы совсем друг друга из вида потеряли! Тысячу раз я собирался тебе писать, да черт его знает отчего не писал, вернее, оттого, что стал безобразно ленив на письма и почти вовсе их теперь не пишу. Расскажу тебе вкратце все, что со мной с тех пор, как мы расстались, произошло. Вернувшись из Виши (где мы с Бобом все время скучали и злились на Прасковью), я засел за корректуры и ровно 2 месяца сидел за ними. Правда, что я прокорректировал все корректуры обеих партитур и всех переложений, да ещё сам сделал облегчённое переложение балета. В конце августа не без удовольствия отправился в Вену, ибо, во-1-х, нуждался в отдыхе, во-2-х, воображал, судя по письмам распорядителя Гутмана, что буду дирижировать в роскошной зале, роскошным оркестром и, в-3-х, надеялся с тобой съехаться, ибо думал, что 16-го ты там играешь. Но ничего этого не случилось. Ты не приехал, зала оказалась кабаком, а оркестр хотя очень старательный, но по количеству артистов плюгавый (8 первых скрипок). Я рассердился и после 2-ой репетиции уехал вместе с Ментер и Сапельниковым к ней в Иттер. Там провёл чудесно 2 недели. Засим была постановка «Пиковой дамы» в Праге, весьма удачная. Вернувшись домой, принялся за симфонию. Кончил её вчерне и теперь начал инструментовку. Какова вышла симфония, ей-Богу, не знаю. Боюсь, что гадко Сафонов очень за мной ухаживает. Было объяснение. Он воображал, что стоит ему поговорить со мной, и я растаю. Но я предупредил, что мой взгляд на его действия ни в каком случае не изменится и что того, что произошло, я никогда не забуду. Держать же себя враждебно к Музык[альному] общ[еству] не намерен и потому согласен в концерте фонда дирижировать новой симфонией. Все это касается прошедшего, а что касается планов на будущее, то послезавтра еду в Питер на постановку «Иоланты» (которую ты ненавидишь) и «Щелкунчика». В «Иоланте» должна была петь Скомпская, но, стерва, не приехала совсем, и я долго колебался, кому отдать партию; хотел было поручить её Эйхенвальд, но она оказалась больна. Пришлось отдать эту партию Медее Фигнер, хоть она и не очень-то подходит. Буду присутствовать на 100[-м] представлении «Онегина». В декабре мечтаю доинструментовать симфонию, в январе буду дирижировать 2 концертами в Одессе. Может быть, соглашусь на предложение Краузе дирижировать в Лист-ферейне. В феврале дирижирую в Петербурге и Москве. Вот и все, что имею про себя сказать. Ну, а ты? Где ты и что ты? Я очень соскучился, ничего про вас не зная. Бедный Сергей Михайлович! Как дико привыкнуть к мысли, что его нет! Опера Рахманинова, которую я себе приобрёл, мне очень нравится. У него есть настоящая композиторская жилка, почище, чем хвалёная гениальность Корещенки. Если будешь писать, адресуй в Петербург, Фонтанка, 24. Целую крепко тебя в щеку, а Веру в ручку. Твой, П. Чайковский Попаду ли в Париж — не знаю!..

23 October 1892 Klin. Moscow province Sasha, my dear fellow! We have completely lost sight of each other! I've meant to write to you a thousand times, but the devil knows why I didn't, or more accurately, it's because I've become disgracefully lazy in writing letters, and hardly ever write them nowadays. I'll tell you briefly everything that's happened to me since we parted ways. After returning from Vichy (where Bob and I were fed up and fuming with Praskovya the whole time), I settled down to proofreading, and remained sitting over it for precisely 2 months. Honestly, I corrected the proofs of both scores and all the arrangements, and even made a simplified arrangement of the ballet myself. At the end of August it was not without pleasure that I went to Vienna, because, firstly, I needed to rest, and secondly, I imagined, judging by the letters from the manager Gutmann that I would be conducting a magnificent orchestra in a magnificent hall, and thirdly, I hoped to see you, because I thought that you were playing there on the 16th. But none of this happened. You didn't come, the hall turned out to be a tavern, and the orchestra, although very diligent, was meagre in terms of the number of artists (8 first violins). I was livid, and after the 2nd rehearsal I set off together with Menter and Sapelnikov for Itter. I spent 2 wonderful weeks there. Then there was a production of "The Queen of Spades in Prague, which was highly successful. Returning home, I set about a symphony. I finished it in rough, and now I've started the orchestration. As to how the symphony has turned out, by God, I don't know. I'm afraid that snake Safonov has been fawning over me. There was an reason. He imagined that if he spoke to me, I would acquiesce. But I warned him that regardless, my view of his actions would not change, and that I would never forget what had happened. I have no intention of bearing a grudge towards the Musical Society, and therefore I've agreed to conduct the new symphony at a charity concert. All of this concerns the past, and as regards plans for the future, the day after tomorrow I'm off to Piter for the production of Iolanta (which you hate) and "The Nutcracker". Skompskaya was supposed to be singing "Iolanta", but the bitch didn't even appear, and I wavered for ages about who to give the part to. I wanted to assign it to Eichenwald, but she turned out to be ill. I had to give the part to Medea Figner, even it doesn't particularly suit her. I'll be attending the 100th performance of of "Onegin". My dream is to finish the symphony in December, and to conduct two concerts in Odessa in January. Perhaps I'll agree to Krause's proposal to conduct at the Liszt-Verein. In February I'll be conducting in Petersburg and Moscow. This is everything I have to say about myself. But what of you? Where are you and how are you? I miss you very much, not knowing anything about you. Poor Sergey Mikhaylovich! How wild it is to think that he is gone! I like Rachmaninoff's opera, which I bought for myself, very much. He has a true composer's streak, purer than the vaunted genius of Koreshchenko. If you write, address it to Petersburg, Fontanka, 24. I kiss you hard on the cheek, and Vera on the hand. Yours, P. Tchaikovsky Shall I make it to Paris? I don't know...!