Letter 1225
Date | 5/17 July 1879 |
---|---|
Addressed to | Modest Tchaikovsky |
Where written | Nizy |
Language | Russian |
Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1552) |
Publication | П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 598–600 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VIII (1963), p. 281–282 |
Text
Russian text (original) |
Низы 5 июля Модя! Прости и не сердись. Мы едем сегодня прямо в Каменку. Вот тому причины: Анатолий приехал третьего дня вечером очень усталый, с раздражёнными нервами, и так как у него всего отпуска да 30 июля, то ему хотелось бы поскорее приехать на место и отдохнуть, а также, переговоривши с Сашей и Дериченкой, предпринять какое-нибудь леченье. Что касается меня, та все последние дни я невероятнейшим образом тосковал и томился оттого, что время пропадаете, а опера лежит без движенья, так что и мне для успокоения отвратительного состояния духа следовало бы поскорее дамой. Но, с другой стороны, мне страшно хочется тебя видеть и неприятно не исполнить слова. Между тем путешествие в Гранкино представляется мне чем-то очень долгим и полным неизвестности. Вместо того чтобы ответить письменно на письмо моё к тебе, где я просил тебя написать, как ехать и как адресовать депеши, ты отвечал телеграммой, в которой да того исковерканы названия, что ничего нельзя понять. Тщетно я ожидал письма, которое объяснило бы эту кашу. В депеше твоей (т. е. Алины Ивановны]) сказана: «Телеграфировать нужна за три дня «Аремпенна середа Шеффора». Что тут можно понять? Я всё-таки третьего дни, узнав, что Толя едет сюда, телеграфировал Алине Ивановне о лошадях на станцию Алексеевку для передачи в Гранкино. Но ведь нет никакого сомнения, что телеграмма не дойдёт и, следовательно, пришлась бы ехать на телеге. Но это ничего: как-нибудь доехали бы. Главное же, что заставило меня решиться обмануть тебя и Алину Ивановну, — эта следующие соображения: 1) Я страшно томлюсь от мысли, что ничего не делаю и *, приехавши в Гранкино, несмотря на всю радость свидания с тобой, — торопился бы ехать на место, тем более что меня там уже 10 дней ожидает спешная корректура. Ты это состояние духа поймёшь больше, чем кто-либо. 2) Толе в самом деле нужно ехать поскорее на место и отдыхать. 3) Ник[олай] Львович теперь лечится заочно. Сашей, и так как в последние дни ему стала горазда хуже, том не хочется поскорее лично переговорить с Сашей о нем. Вообще я сделал величайшую глупость, что тронулся из Каменки, не окончив вполне партитуры. Только первый день я провёл довольно приятно. Все остальное время я же[с]така скучал и мучился. Только то хороша, что виделся с Ник[олаем] Львовичем, быть может, в последний раз. В продолжение моего пребывания здесь, он лечился: а) у доктора Тшебельского, б) у доктора Банковского, в) у знахарки, пичкавшей его всякой мерзостью, и г) по пред-писаниям Саши. Она лечит его молоком, и сначала ему стало как будто легче: живот сделался мягче и расположение духа добрее, но в последние 3 дни он стал до того слаб, что становится страшно! Модя! ради Бога, напиши мне скорее и успокой меня, что не сердишься. Я решился сделать то, что предполагал прежде, т. е. приехать в Гранкино осенью с работой и совершенно покойно провести недели две. Не правда ли, что это лучше, чем приехать теперь на 3 дни с расстроенными нервами, с крайне раздражённым Толей и с мучительным желанием поскорее приняться опять за дело. На всякий случай пишу письмо к начальнику Алексеевской ст[анции], чтобы он отослал лошадей. Как бы мне хотелось тебя видеть, как я радостно обнял бы Колю! Ради Бога, поскорей напиши хоть несколько слов, чтобы я не мучился мыслью, что огорчил тебя. А что если б оказалась возможность тебе побывать в Каменке? Вчера мыс Толей, т. е. два нерешительнейших человека в мире, целый день терзались, пока не пришли к убеждению, что лучше уехать прямо в Каменку. Все боюсь, что недостаточно ясно высказался и что ты всё-таки будешь сердиться за неисполнение обещания. Целую крепко. П. Чайковский |