Letter 1815

Date	19/31 July 1881
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Kamenka
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1639)
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том X (1966), p. 173–175 (abridged)

Text

Russian text (original)

19 июля Каменка Ты будешь удивлён, милый Модичка, читая на заголовке письма, что я все ещё здесь. Я должен был выехать 13-го числа, но совершенно неожиданно заболел дифтеритом и порядком промучился, но, впрочем, не долго. Теперь я здоров уже, — но всё мои планы рушились. Мне очень хотелось побывать у Танеев а в деревне по дороге в Москву, но теперь уж времени не хватит, так как 25 Анатолий будет свободен и мне нельзя его задерживать. Я в страшной нерешительности: ехать мне всё-таки куда-нибудь или уж лучше, благоразумно храня деньги в кармане, оставаться и ждать здесь Толю? Но, вместе с тем, очень бы хотелось и проехаться. И вот каждый день я то собираюсь уехать, то не решаюсь и откладываю, и в результате получается какое-то отвратительное Состояние духа, раздражительность, недовольство самим собою и т. д. Ещё нужно заметить, что во всех этих колебаниях играет роль та обломовщина, тот страх покинуть обжитой уголочек, который, напр[имер], Ник[олая] Вас[ильевича] удерживает вечно в Каменке. Уж не помню, писал ли я тебе про Варину свадьбу. Она была очень торжественна; за обедом всё напились пьяны; было довольно много безобразия, — но в общем было весело. На дворе играл весь день гусарский оркестр и стояла толпа народа {{..}}. Засим я заболел и очень страдал от жару, т. е. от головной боли и невозможности уснуть Здоровым сном. Ром[ан] Еф[имович] немножко напугал меня, увидев горло и воскликнув: «да у Вас батюшка, серьёзный дифтерит!» Часа 2 я считал себя погибшим. Но, разумеется, как и во всех моих редких болезнях, я промучился тем сильнее, чем короче. Через 2 дня я уж был почти здоров. Таня всю неделю провела по обыкновению. Я уж к этому привык, махнул рукой и отношусь к её болезням как к какому-то неизбежному злу. В пятницу мы всё были приглашены обедать к Бернатовичу. С утра лил осенний, холодный, безнадёжный дождь. Каково же было моё изумление, когда эта странная девушка, не имеющая никогда сил, чтобы пройтись посаду, вдруг изъявила желание ехать с нами, поехала, обедала и вернулась к 12 час[ам] ночи совершенно здоровая *. А вчера опять целый день лежала, и её рвало. Вчера вечером приехал Ганецкий, и вот как это случилось. Он был уже на Вариной свадьбе в качестве шафера, но не имел случая переговорить с Таней. Вследствие сего он просил Веру достать у Тани и возвратить ему письмо, в котором он просил её руки. Когда Вера стала говорить об этом Тане, та сделала ей страшную сцену и упрекала в бессердечии, в глупости и т. д. (Она теперь часто делает сцены Вере). А на другой день написала тайно какое-то письмо в Елизаветград, и вот результатом этого письма — приезд Ганецкого. Для чего? и что из этого выйдет — увидим. Об Саше известия хорошие. У неё нашлась там бездна знакомых, и время проводит она весело. Здоровье лучше. Модя. я получил вчера письмо от Конради, это ответ на моё, писанное ещё 1-го мая по поводу твоей истории с ним. Посылаю тебе это письмо, дабы ты принял к сведению его теперешние к тебе чувства. Занятия идут плохо. [...] Пиши мне сюда. Поцелуй от меня Колю покрепче. Часто вспоминаю его. Попадёшь ли ты с ним за границу. Очень желаю этого. Твой П. Чайковский * На возвратном пути, в страшную темноту, Ром[ан] Ефимович и Коля Переслени вывалились в канаву и чуть не расшиблись.