Letter 2145
Date | 25 October/6 November 1882 |
---|---|
Addressed to | Modest Tchaikovsky |
Where written | Kamenka |
Language | Russian |
Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1680) |
Publication | Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 557–558 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 288 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XI (1966), p. 262–263 (abridged) Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 282 (English translation; abridged) |
Text
Russian text (original) |
Каменка 25 окт[ября] Модя! Я всё-таки подтверждаю, что не приеду в Петербург, пока у тебя не кончится история с фистулой. Без ужаса не могу подумать о пребывании в этом ненавистном городе, и, наверно, мне там придётся плохо; что же будет, если к обычным петербургским пакостям ещё прибавится мысль об твоей болезней. При одном представлении себе тебя лежащим на постели [...] меня берет ужас и невыносимая тоска, и я решительно не могу вынести этого. Если деньги нужны, — то я тебе дам. Решись, голубчик, поскорее покончить всё это. Ведь с хлороформом всё это сущие пустяки. Здесь нового только то, что Таня уже 3 день лежит с головною болью, да ещё что к мальчикам приехал очень симпатичный киевский студент. Одно только плохо. Он любит теплоту и духоту, и так натапливает свою комнату (мою уборную), что из неё до меня доходит какая-то банная атмосфера, притом вонючая, ибо хоть он и симпатичен, [...], а форточки не отворяет, вследствие чего, однажды, проходя мимо его комнаты в свою теперешнюю уборную, меня буквально вырвало. Всю неделю здесь прожил Блуменфельд и перед болезнью Тани постоянно пре6ыал с ней в tête-à-tête'ах, после коих она делалась красная и взволнованная. Быть может, я грешил, — но подозрения, что у них происходит нечто скверное, терзало и злило меня. Но, впрочем, ту постоянную злость, о которой я тебе писал, мне удалось несколько обуздать путём рассуждения, и нрав мои стал сноснее. Я собираюсь скоро ехать в Москву, — но не раньше начала ноября; пока не получишь уведомления, пиши мне сюда. Странная вещь. Несмотря на многие дурные стороны здешнего пребывания, мне ужасно не хочется уезжать, и как только мысль об отъезде представляется, я стараюсь отогнать её. Я думаю. это оттого, что какая ни на ест!? Каменка, — а всё-таки жить даже в такой деревне стократ приятнее, чем гостить в наших столицах, особенно ввиду того, что и Анатолий и ты меня вряд ли будете радовать. Толя буквально помешался всё на той же idée fixe, и хотя я знаю, что все это вздор, но предчувствую, что он причинит мне в Москве не мало беспокойств. А ты внушаешь мне такую жалость, что я, право, кажется, предпочёл бы тебя в Петербурге не видеть, несмотря на то, что ужасно хочется повидаться. Судя по «Моск[овским] вед[омостям]», трио моё не понравилось в Москве. Жаль, что у тебя нет под рукой статьи Флерова об этом трио. Дальше глупость не может идти. Он говорит, что моё трио по отношению к Ник[олаю] Григ[орьевичу] есть то же, что воспоминания Немировича-Данченко — по отношению к Скобелеву. То и другое — воспоминания. Одна вариация есть воспоминание о поездке в загородный увеселительный сад, другая о бале, на котором мы вместе были, и т. д. Но связи, по его мнению, во всем этом нет, и потому сочинение неудачно. Я получил сегодня прелестное письмо от Эммы; при свиданье поблагодари её за меня; она обладает замечательным даром живьём изображать Ник[олая] Дм[итриевича]. Я так и вижу его в том настроении, в каком он теперь находится, Сам Кондрашон тоже мне пишет. Какой чудак! Уж он мечтает о распродаже всего накупленного. Засим зовут обедать (теперь поздний обед), и я прекращаю писание. Целую крепко тебя, Модичка, и умоляю поскорее по кончить с операцией, если таковая нужна. Колю целую. Гришу также. Твой П. Чайковский |