Letter 3282

Date	4/16 July 1887
Addressed to	Nikolay Hubert and Aleksandra Hubert
Where written	Borzhom
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 97)
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIV (1974), p. 142

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

4-го июля [18]87 Боржом Милые Тоничка и Баташа! Когда Вы будете читать это письмо, я буду уже плыть по Чёрному морю. Все мои планы внезапно рушились, и вместо покойного и отдохновительного летнего времяпровождения я должен ехать немедленно за границу. Кондратьев, которого полуживого отвезли в Ахен, где он находится на попечении своего не знающего иностранных [языков] камердинера, телеграфировал мне, что почёл бы за величайшее благодеяние и счастие, если бы я приехал в Ахен. Дни его сочтены, Ахен, может только ненадолго продлить его жизнь, и отказать умирающему другу не было никакой возможности. Вследствие этого, в понедельник, 6-го числа, я сажусь на пароход и еду в Одессу, оттуда в Волочиск, Бреславль, Дрезден, Ахен, нигде не останавливаясь. Во всех отношениях для меня жалко покидать Боржом, — но, кто знает, быть может все к лучшему. Читая Ваше письмо, любезная беззубка и бородатка, я глубоко сожалел Вас и милую Баташу. И кой черт натолкну Вас на мысль ехать в Железноводск. Уж право лучше бы в Карлсбад. Мне бы ужасно хотелось, чтобы Вы приехали в Боржом. Ещё раз повторяю, что в случае безденежья Вы можете взять у Юргенсона из моих денег, и было бы смешно если бы. Вы стеснялись. Кстати. Взяла ли Баташа свои 200 р[ублей] у Юргенсона? Мне было бы очень обидно и досадно, если бы она ломалась. В Боржоме Вы прямо можете приехать к нам и жить в моих прелестных 2 комнатках. Паня-миля и Толя были бы ужасно рады и просят Вас непременно приехать. Боржом очарователен до последней степени. В публике едва ли найдёте знакомых; а уж особенно если не надолго приедете. Меня в последнее время начинают преследовать довольно неистово разные личности, добивающиеся знакомства. Может быть, если б я остался, кончилось бы тем, что я бы возненавидел Боржом. В этом смысле, быть может, хорошо, что я уезжаю! По крайней мере, сохраню особенно приятное воспоминание об этом восхитительном уголке. Ну, душечки мои, больше ничего не пишу, ибо надо написать ещё массу писем. Когда-то увидимся! Ради Бога, пишите мне в Ахен; я буду, вероятно, там очень тосковать. Целую Баташины ручки. Тоничку обнимаю. П. Чайковский Сегодня в Московском фельетоне «Нов[ого] времени» я назван «маститым композитором». Не могу выразить Вам мою злобу и огорчение. Адрес. Aachen. Poste restante.

4th July 1887 Borzhom Dear Tonichka and Batasha! When you read this letter, I shall already be sailing across the Black Sea. All my plans suddenly collapsed, and instead of spending a summer of peace and relaxation, I must go abroad immediately. Kondratyev, who was brought half-dead to Aachen, where he is in the care of his valet, who knows no foreign languages, telegraphed me that he would consider it the greatest blessing and happiness if I were to come to Aachen. His days are numbered: Aachen can merely prolong his life for a short while, and there was no possibility of refusing a dying friend. As a result of this, on Monday, the 6th, I am boarding a ship and going to Odessa, and thence to Volochisk, Breslau, Dresden and Aachen without stopping anywhere. In every respect it's a shame for me to leave Borzhom, but who knows, perhaps it's all for the best. Reading your letter, dear toothless and small-bearded one, I was deeply sorry for you and dear Batasha. And who the hell gave you the idea of going to Zhelznovodsk? You would really be better off in Carlsbad. I should awfully like you to come to Borzhom. I repeat once more that, in case of lack of funds, you can take some of my money from Jurgenson, and it would be funny if you were shy. Incidentally, did Batasha take her 200 rubles from Jurgenson? I should be very upset and annoyed if she refused. You can come straight to us in Borzhom and live in my 2 lovely rooms. Panya-dear and Tolya would be awfully glad, and they ask you to certainly come. Bozhom is charming to the utmost degree. You will find hardly any acquaintances in the public; particularly if you aren't coming for long. Recently I've started to be pursued quite frantically by various individuals seeking to make my acquaintance. Perhaps if I had stayed, I would have ended up hating Borzhom. in this sense, perhaps it's a good thing that I'm leaving! At the very least, I'll retain a particularly pleasant memory of this delightful corner. Well, my darlings, I'm not writing anything more, because I still have a mass of letters to write. I'll see you when I see you! For God's sake, write to me in Aachen; I'll probably be very homesick there. I kiss Batasha's hands. I hug Tonichka. P. Tchaikovsky In an article in the Moscow "New Time" today, I am called a "venerable composer". I cannot express to you my grief and outrage. Address. Aachen. Poste restante.