Letter 4180

Date	20 July/1 August 1890
Addressed to	Nikolay Konradi
Where written	Frolovskoye
Language	Russian
Autograph Location	unknown
Publication	П. И. Чайковский. С. И. Танеев. Письма (1951), p. 280 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XV-Б (1977), p. 219–220
Notes	Manuscript copy in Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve

Text and Translation

Based on a handwritten copy in the Klin House-Museum Archive, which may contain differences in formatting and content from Tchaikovsky's original letter.

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

20 июля 1890 Друг Николаша! Письмо твоё получил и, читая его, был преисполнен желанием поскорее ехать к вам. Но обстоятельства так сложились, что сейчас мне выехать невозможно. Я кончаю свой секстет с лихорадочною торопливостью, ибо в самых первых числах августа мне его в Петербурге сыграют, а услышать секстет мне, во 1-х, нужно, а во 2-х, страшно хочется. Но зато, как только это случится, — я из Петербурга, уже не заезжая в Фроловское, еду в Гранкино. Одним словом, прости меня, голубчик, но ранее, как 6 или 7-го августа я в Гранкино не явлюсь. Бобу я, согласно уговору, дам знать, чтобы он выезжал в Харьков; но я на него плохо рассчитываю. Отсюда в Петербург я еду через неделю, 27 июля. На Кавказ придётся ехать не Волгой, ибо эта поездка взяла бы слишком много времени, а вероятнее всего, из Каменки поеду дня на 3 к Ипполиту в Таганрог, а оттуда казённым банальным образом на Ростов и Владикавказ. Анатолий так дорожит каждым днём моего пребывания в Тифлисе, что я принуждён отказаться от Волги. А жаль! Очень буду рад, разумеется, если ты на Кавказ поедешь со мной вместе. В последние дни мне порядочно нездоровилось; все тот же желудок мой пошаливает, но, может быть, и поветрие такое, ибо много больных в деревне, а Кашкин (мой приятель), гостящий у меня, тоже болен и дважды принимал касторку. Погода у нас, наконец, испортилась, стало холодно (чему я ужасно рад) и дождливо, чему тоже рад, ибо надеюсь на появление грибов. Целую, обнимаю тебя, дружище, Модю тоже, Лисе, псу, дромадеру с дромадершей кланяюсь. Твой П. Чайковский

20 July 1890 Friend Nikolasha! I received your letter, and, on reading it, was filled with a desire to go to you as soon as possible. But circumstances have developed in such a way that it's now impossible for me to leave. I'm finishing my sextet with feverish haste, because in the very first days of August they will be playing it for me in Petersburg, which I both need and wish for terribly. But then, as soon as this has happened, I'll be leaving Petersburg, without calling at Frolovskoye, and going to Grankino. In short, forgive me, golubchik, but I won't be appearing in Grankino before 6 or 7 August. According to our agreement, I am to let Bob know, so that he can leave for Kharkov; but I wouldn't count on him. I'm going from here to Petersburg for a week, on 27 July. I cannot go to the Caucasus along the Volga, because this journey would take too much time, and most likely I'll go from Kamenka for 3 days to Ippolit in Taganrog, and from there in the banal and commonplace route to Rostov and Vladikavkaz. Anatoly values every day of my stay in Tiflis so much that I am obliged to forsake the Volga. What a shame! Naturally, I'll be very glad if you accompany me to the Caucasus. The last few days I've been rather unwell; my stomach is acting up, but perhaps it's something going around, because there are a lot of sick people in the village, and Kashkin (my friend), who is staying with me, is also ill, and has taken castor oil twice. Our weather has, finally, worsened — it's turned cold (which I'm awfully glad about), and wet, which I'm also glad about, because I'm hoping for mushrooms to appear. I kiss and hug you, my young friend, and Modya too; I bow to the fox, the dog, the dromedary man and the dromedary woman. Yours P. Tchaikovsky