Letter 639

Date	7/19 November 1877
Addressed to	Nadezhda von Meck
Where written	Rome
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 3085)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 41–42 (abridged) П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 1 (1934), p. 69–71 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VI (1961), p. 222–225 To my best friend. Correspondence between Tchaikovsky and Nadezhda von Meck (1876-1878) (1993), p. 60–62 (English translation)

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Nick Winter

Рим 19/7 ноября 1877 г[ода] Продолжаю свой дневник. Сегодня рано утром мы приехали в Рим. Я въезжал в этот столь знаменитый город с сжатым сердцем и полный тех ощущений, о которых я писал Вам вчера. До какой степени верно то, что радости почерпаются нами не из внешних предметов, а из самого себя, — этому может служить подтверждением моё теперешнее путешествие в Италию. В 1874 г[оду] я ехал сюда при совершенно других обстоятельствах, и мне все улыбалось, несмотря на отвратительную погоду. Теперь я уехал из мирного швейцарского уголка, где начинал приходить в себя вполне, где так благотворно действовала на меня (подчас и монотонная) жизнь кларенского пансиона, — и горько в этом раскаиваюсь. Я оказываюсь совсем больным человеком. Никакого шума я буквально переносить не могу; и вчера во Флоренции и сегодня здесь каждый проезжающий экипаж приводит меня в состояние бешенства, каждый крик, каждый звук раздирает мне нервы. Масса людей, двигающихся по узким улицам, начинает злить меня до того, что каждый встречный незнакомец представляется мне лютым врагом. Я теперь только понимаю всю неизмеримость глупости моей поездки сюда. Сейчас мы были с братом в соборе Петра, который тогда, в первую поездку, вызвал во мне слезы восторга. А теперь, кроме невыносимого физического утомления, — я ничего не вынес. Я уж не говорю об улицах, о дурном воздухе, о грязи; всего этого я тогда не замечал. Я понимаю, что болезненное состояние застилает перед моими глазами все красоты Рима и выставляет во всей своей яркости его недостатки, — но это мало меня утешает. В довершение всего, представьте мою злобу! Одевшись, мы пошли с братом на почту. Я был совершенно уверен, что получу письма от Вас, от сестры, от брата, из консерватории, от некоторых других лиц, — ничего! ровно ничего, кроме уведомления от кларенской хозяйки, что пакет с моими черновыми эскизами она получила и отправляет сюда. Всего более меня удивляет, что Ваша lettre chargée ещё не дошла сюда! Грустный, раздосадованный и смущённый я вернулся в отель и вместе с комиссионером, хорошо говорящим по-французски, отправился ещё раз на почту и получил ещё подтверждение, что никакого письма для меня нет. Я убеждён, что ни Ваше застрахованное письмо, ни остальные письма не пропали, — но всё-таки мне это очень неприятно. Вчера и сегодня мы много говорили с братом о том, что мне теперь сделать, и пришли к следующим заключениям. Очевидно, дальше продолжать путешествие нельзя. Если мне было так ужасно скверно и во Флоренции и здесь, то и в Неаполе не понравится. Между тем, недели через две брат уезжает, и, чтоб сколько-нибудь продлить его пребывание со мной, я решусь, вероятно, проводить его до Вены. Засим, для меня теперь стало ясно, что один остаться я не могу. Поэтому я хочу выписать сюда моего человека, живущего праздно в Москве. Проводив брата, я отправлюсь вместе с моим слугой опять в Кларенс и окончательно поселюсь там. Мне очень понравился скромный пансион, где я жил, где было так дёшево, так тихо, так нелюдно. Все это будет стоить много денег. Но, ради Бога, не подумайте, что мне не хватит тех, которые у меня ещё есть и которые я имею в виду получить завтра. Мы ездим самым скромным и самым экономным образом. Но вот какой будет результат всего этого. Я надеялся, приехавши в Италию и утвердившись здесь, написать Вам, что присылаемых Вами денег слишком много, и просить Вас уменьшить мой бюджет. Теперь я, покамест, не решаюсь этого сделать. Надежда Филаретовна, простите мне, что я пустил на ветер столько денег своей поездкой в Италию! Я знаю, что Вы меня прощаете, но мне приятно просить Вас об этом. Этим я хоть несколько убавляю переполненную чашу моего гнева и злобы к самому себе. Боже мой, как это все досадно, как грустно! Но я не вполне досказал Вам свои намерения. Так как я уж решился проводить брата до Вены и дождаться там моего человека, то тотчас по получении Вашего письма, завтра или послезавтра, мы отправимся в Венецию, где и проживём недели полторы-две, до поездки в Вену. В Венеции тихо, и я надеюсь, что я там займусь, а это для меня всего необходимее. Притом же я в Венеции был уже несколько раз, и осматривать там мне нечего. После этих двух недель мне придётся пережить расставание с братом, — но я к этому себя подготовлю и надеюсь перенести его бодро. Остальная часть зимы в Кларенсе улыбается мне, — но если окажется, что я опять ошибся, то останется одно: вернуться в Россию, т. е. не в Москву и не в Петербург, а в деревню к сестре. Я в следующем письме напишу Вам, почему мне этого очень, очень не хочется. Теперь это даже невозможно, несмотря на всю мою любовь к жителям Каменки. Уезжая отсюда, я попрошу на почте, чтобы письма, которые придут после меня, были отправляемы в Венецию. Вас же прошу мне написать в Вену: Hotel Goldenes Lamm, Leopoldstadt. A затем буду ожидать Ваших писем в Кларенсе. Но, ради Бога, не думайте, что мне следующая присылка денег будет нужна уже в Вене. С тем, что у меня осталось и что я получу на днях, мне будет вполне достаточно прожить в Венеции, съездить в Вену, устроить приезд в Вену моего человека (я сейчас напишу распоряжение моё об этом) и возвратиться с ним в Кларенс. Прощайте, мой многолюбимый и дорогой друг. Когда-то мои письма к Вам перестанут быть бесконечными стенаниями и излияниями тоски! Надеюсь, что скоро. Как только я сброшу с себя невольную роль туриста, то буду покойнее. Я буду продолжать писать к Вам каждый раз, когда мне понадобится облегчить свою душу исповедью. Но, ради Бога, не думайте, что я ожидаю от Вас ответов на каждое из моих писем. Я совершенно понимаю, что Вам некогда вести такую частую корреспонденцию. Прощайте ещё раз, дорогая Надежда Филаретовна. Ваш, П. Чайковский Я полагаю, что в Венецию Вы не успеете мне написать, — но зато буду твёрдо веровать, что получу письмо от Вас в Вене. Сколько времени пропало без работы? На всякий случай даю Вам свой венецианский адрес: Hôtel S[an] Gаllо. Простите, что письмо это так скверно написано.

Rome 19/7 November 1877 I continue my diary. We arrived in Rome early this morning. I entered this most renowned of cities with my heart in my mouth and full of those sensations about which I wrote to you yesterday. The extent to which it is true to say that we draw our joys not from external objects but from within ourselves can be demonstrated by my current journey to Italy. In 1874, I came here in completely different circumstances when, despite the atrocious weather, everything seemed to smile at me. Now I have left the peaceful little corner of Switzerland where I was beginning to feel my composure completely restored and where the (albeit monotonous) life of the Clarens boarding-house was having such a beneficial effect on me — and I bitterly regret it. I have turned out to be a complete invalid. I quite literally cannot bear any noise at all; both in Florence yesterday and here today every passing carriage sends me into a rage, every cry or sound lacerates my nerves. The crowds of people moving through the narrow streets begin to irritate me so much that I imagine each passing stranger to be my mortal enemy. Only now do I understand the immeasurable stupidity of my trip here. My brother and I were just now in Saint Peter's Cathedral which then, on my first trip, elicited tears of delight in me. But now I sensed nothing other than an unbearable sense of physical exhaustion. Not to mention the streets, the bad smells, the dirt; I did not notice any of that the first time. I can understand that because of my unhealthy state everything beautiful in Rome is obscured and I can see its faults only too vividly — but that is of little consolation. To crown it all, imagine my anger: having dressed, my brother and I set out for the post office. I was completely sure that I would receive letters from you, from my sister, my brother, the Conservatory and from several other people. Nothing! Not a single thing, apart from a notification from my landlady in Clarens that she had received the parcel containing my drafts and was forwarding it here. What amazes me more than anything is the fact that your lettre chargée still has not arrived! I returned to the hotel feeling gloomy, vexed and confused and then, accompanied by the hotel commissionaire who speaks French well, set out once more to the post office where it was confirmed again that there were no letters for me. I am convinced that neither your registered letter nor all the other letters have gone missing, but nonetheless it is all very unpleasant. Yesterday and today, my brother and I discussed at length what I should do now and we came to the following conclusion: clearly, I should not continue the journey any further. If I was so terribly wretched both in Florence and here, then I am not going to enjoy Naples either. Then again, my brother has to depart in about a fortnight, so I will almost certainly accompany him to Vienna in order to extend his time with me a little. Moreover, it is now quite clear to me that I cannot remain on my own. Therefore I want to send for my manservant who is kicking his heels in Moscow. Once I have seen my brother off I shall set off together with my servant to Clarens once more and settle there definitively. I really liked the modest boarding-house where I stayed and which was so inexpensive, so quiet and so solitary. All this will cost a good deal of money. But for God's sake, do not think that the money I already have and the sum I intend to receive tomorrow will be insufficient. We travel in the most modest and economical fashion possible. But I can see what the result of all this will be. I had hoped, after coming to Italy and establishing myself here, to have been able to write to you that the money you had sent was too much and ask you to reduce my budget. But now I cannot allow myself to do that for the time being. Nadezhda Filaretovna, please excuse me for having frittered away so much money on my trip to Italy! I know that you will forgive me but I like to ask you nonetheless since by doing so I can reduce at least a little that overflowing cup of anger and malice which I direct towards myself. Good God, how annoying this all is, how distressing! But I have not finished telling you about all my plans. Since I have decided to accompany my brother to Vienna and wait there for my manservant, we will set out for Venice, either tomorrow or the next day, just as soon as I have received your letter. We will spend ten days to a fortnight there, before travelling to Vienna. Venice is quiet and I hope that I can busy myself there, which is the most essential thing for me. Moreover, I have of course been to Venice several times, so there is nothing for me to see there. After these two weeks I will have to undergo parting with my brother, but I am preparing myself for this and hope to be able to bear it with courage. The remaining part of the winter in Clarens beckons me with a smile, but if it turns out that I have made another mistake then it will only remain for me to return to Russia — that is to say not to Moscow or Petersburg but to my sister in the country. In my next letter I will tell you why I really, really do not want to do this. Now this is actually quite impossible, notwithstanding all my love for the inhabitants of Kamenka. On departure from here, I will ask at the post office if they will forward to Venice any letters which arrive after I have left. And I would ask you to write to me in Vienna at the Hotel Goldenes Lamm, Leopoldstadt. Subsequently I will expect to receive your letters in Clarens. And for God's sake, please do not think that you need to send the next tranche of money to Vienna. What I have left now and what I will receive in a day or so will be perfectly sufficient to stay in Venice, travel to Vienna, organise my manservant's arrival in Vienna (I am about to give instructions for this) and return with him to Clarens. Farewell, my much-loved and dear friend. Eventually my letters to you will cease to be endless moaning and pouring out of grief! I hope that will be soon. As soon as I can discard this involuntary role as tourist, then I shall be calmer. I will continue to write to you whenever I feel the need to alleviate my mind by a confession. But, for God's sake do not imagine that I need you to reply to every letter of mine. I completely understand that you do not have the time for such frequent correspondence. Once again farewell, dear Nadezhda Filaretovna. Yours, P. Tchaikovsky I daresay that it will be too late for you to write to me in Venice, but I will firmly trust that I will receive a letter from you in Vienna. How much time has been lost without work? In any case I give you my Venetian address: Hôtel San Gallo. Apologies that this letter is so badly written.