Letter 915

Date	16/28 September 1878
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Moscow
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1181)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 447–448 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 174–175 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 399–400 (abridged) Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 166–167 ("18 September"; English translation; abridged)

Text and Translation

The ellipses (...) indicate parts of the letter which have been omitted from all previous publications of this letter, and which it has not yet proved possible to restore from other sources.

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

16 сентября Что это значит, что от тебя до сих пор нет письма? Ленивый мальчишка! Я нахожусь в ещё небывало странном состоянии духа и веду совершенно небывалый образ жизни. Не то чтоб я мучительно тосковал или испытывал жгучее ощущение неудовлетворённости, нет! нисколько. Но я бессмысленно скучаю и отношусь ко всему окружающему с холодным омерзением. Москва мне абсолютно противна, но так как уж окончательно решено, что я здесь не останусь, то меня это мало тяготит. Я стараюсь избегать всякого общества и всяких встреч. Все, кого я вижу, за исключением Ник[олая] Льв[овича], несносны мне, не исключая и Кашкина, и Альбрехта, и Юргенсона, и Лароша, который Бог знает зачем торчит здесь и ежедневно предаётся объедению и опитию. В Консерватории я ощущаю себя гостем; она сделалась для меня чем-то до того чуждым, что я уже больше не сержусь и не кипячусь в классе, а с тупым отвращением отношусь к ученикам, ученицам и их трудам. Гг. профессора с их лакейскою преданностью Рубинштейну, с их дрязгами и мелкими, местного свойства интересами представляются мне тоже какими-то чужестранцами, с коими меня ничто не связывает. Я прихожу в Консерваторию прямо в класс и ухожу прямо из класса и стараюсь ни с кем не говорить и не встречаться. На разные приветственные восклицания, вроде: «Ба!» или «Кого я вижу?» — я делаю кисло-сладкую физиогномию и тотчас кидаюсь в сторону. Засим аккуратно каждый день я совершаю поездку или в Нескучный сад, где почти никого нет, или в Кунцево, где я сегодня ужасно много наслаждался и где уж окончательно ни одной собаки не встретишь. Гуляю часа два и еду домой обедать, почти всегда имея у себя гостем Ник[олая] Льв[овича]. Вечером с ним же гуляю или хожу в церковь. Между прочим, накануне Воздвиженья были в Успенском соборе на всенощной в алтаре, причём все, проходя мимо его, кланялись ему и называли или «Ваше превосходительство», или «Ваше сиятельство». При всем этом я совершенно здоров и все физические отправления on ne peut plus правильны. [...] Квартира моя тоже имеет характер какого-то временного жилища. Она очень неуютна и имеет тот громадный недостаток, что и днём и ночью слышен шум экипажей. Решительно нерасположения сочинять. Занимаюсь исключительно одними корректурами. «Евгений Онегин», наконец, сдан. Мне очень сладостно думать, что ты посетишь меня в начале октября, а также и Модест. Полагаю, что останусь здесь до ноября или самое позднее до декабря. Пожалуйста, пиши, как идёт устройство квартиры и вообще, что ты делаешь. Целую тебя несчётное множество раз. Твой, П. Чайковский Адресую в окружной суд, ибо всё-таки не помню адреса.

16 September Still no letter from you. What's the meaning of this? Lazy boy! I find myself in an unprecedentedly strange state of mind, and leading a thoroughly unprecedented way of life. Not that that I'm painfully miserable or experiencing a burning feeling of dissatisfaction. No, not in the least! But I'm bored senseless, and treat everything around me with cold disdain. Moscow is absolutely horrid to me, but since it's already been firmly decided that I won't be staying here, this troubles me little. I try to avoid all company and all meetings. Everyone I see, with the exception of Nikolay Lvovich, is unbearable to me, not excluding Kashkin, and Albrecht, and Jurgenson, and Laroche, who, God knows why, lurks around here and indulges in gluttony and drinking every day. At the Conservatory I feel like a guest; it has become so alien to me that I no longer become enraged or furious in classes, but instead treat the students and their work with lofty disdain. The gentlemen professor, with their servile devotion to Rubinstein, with their squabbles and petty, parochial interests, seem to me to be some kind of foreigners with whom I have no connection. I come to the Conservatory directly to my classes, and leave directly from my class, and try not to talk to or meet anyone. To various exclamations of greetings, such as: "Bah!", or "Who do I see?", I grimace, and immediately dash off to one side. Thereafter I make a trip every day either to the Neskuchny Garden, where there's next to no-one, or to Kuntsevo, where I enjoyed myself terribly today, and where you can be sure not to meet even a single dog. I walk for a couple of hours and go home for dinner, almost always with Nikolay Lvovich as my guest. In the evenings I walk with him or go to church. Incidentally, on the eve of the Exaltation we were at the Cathedral of the Assumption for the vespers at the altar, and everyone passing by bowed to him, and called him either "Your Exellency" or "Your Lordship". Even with all this I'm thoroughly well and all my bodily functions are ne peut plus in order. [...] My apartment also has the character of some sort of temporary dwelling. It's very uncomfortable, and has the enormous disadvantage that the noise of carriages is audible both day and night. I have no inclination to compose. I'm occupied exclusively with proofreading. "Yevgeny Onegin" has finally been handed over. It's very sweet for me to think that you'll be visiting me at the beginning of October, as will Modest. I daresay I'll remain here until November, or December at the latest. Please, do write how arranging the apartment is going, and what you are doing in general. I kiss you countless times. Yours, P. Tchaikovsky I'm addressing it to the district court, because I still don't remember the address.