Letter 4382: Difference between revisions
No edit summary |
No edit summary |
||
| (2 intermediate revisions by the same user not shown) | |||
| Line 7: | Line 7: | ||
|Publication={{bib|1955/37|П. И. Чайковский. Письма к близким}} (1955), p. 493 (abridged)<br/>{{bib|1978/54|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том XVI–А}} (1976), p. 114–115<br/>{{bib|1981/81|Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography}} (1981), p. 493 (English translation; abridged) | |Publication={{bib|1955/37|П. И. Чайковский. Письма к близким}} (1955), p. 493 (abridged)<br/>{{bib|1978/54|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том XVI–А}} (1976), p. 114–115<br/>{{bib|1981/81|Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography}} (1981), p. 493 (English translation; abridged) | ||
}} | }} | ||
==Text== | ==Text and Translation== | ||
{{Lettertext | {{Lettertext | ||
|Language=Russian | |Language=Russian | ||
|Translator= | |Translator=Brett Langston | ||
|Original text={{right|26/14 мая 1891<br/>''Атлант[ический] океан''}} | |Original text={{right|26/14 мая 1891<br/>''Атлант[ический] океан''}} | ||
Голубчик Толя! Пишу тебе сидя в своей каюте на 6-ом дне возвратного плавания. Про американское пребывание никаких подробностей не пишу, ибо, как я уже писал тебе, ты получишь вскоре после этого письма мой дневник. Скажу только, что, несмотря на страшное утомление и напряжение всех сил, чтобы выдержать взятый на себя подвиг, — я совершенно здоров и думаю, что путешествие это даже очень полезно для моего здоровья. Выношу из Америки впечатление приятное, ибо я имел там огромный успех и честили меня самым усердным образом. Требуют, чтобы я приехал будущей зимой, и условия были бы самые выгодные, но я хочу один год прожить спокойно в России и никуда не поеду, кроме разве ''Кавказа'', если вы там ещё осенью будете. Я с лихорадочным нетерпением ожидаю известий о твоей служебной судьбе. Брат ''Коля'' пишет, что ему совершенно непонятно, почему ты сокрушаешься, имея в виду ''Ревель'', и что этому следует радоваться. Конечно, я бы предпочёл для тебя губернаторство в Тифлисе, но раз что это пока невозможно, ей-Богу, я сам рад, что вы будете поближе к нам. Что касается того, что ты ещё не губернатор, то это, ей-Богу, пустяшный вопрос времени. Ты выказал какое-то болезненное нетерпение быть губернатором; надеюсь, что оно прошло. | Голубчик Толя! Пишу тебе сидя в своей каюте на 6-ом дне возвратного плавания. Про американское пребывание никаких подробностей не пишу, ибо, как я уже писал тебе, ты получишь вскоре после этого письма мой дневник. Скажу только, что, несмотря на страшное утомление и напряжение всех сил, чтобы выдержать взятый на себя подвиг, — я совершенно здоров и думаю, что путешествие это даже очень полезно для моего здоровья. Выношу из Америки впечатление приятное, ибо я имел там огромный успех и честили меня самым усердным образом. Требуют, чтобы я приехал будущей зимой, и условия были бы самые выгодные, но я хочу один год прожить спокойно в России и никуда не поеду, кроме разве ''Кавказа'', если вы там ещё осенью будете. Я с лихорадочным нетерпением ожидаю известий о твоей служебной судьбе. Брат ''Коля'' пишет, что ему совершенно непонятно, почему ты сокрушаешься, имея в виду ''Ревель'', и что этому следует радоваться. Конечно, я бы предпочёл для тебя губернаторство в Тифлисе, но раз что это пока невозможно, ей-Богу, я сам рад, что вы будете поближе к нам. Что касается того, что ты ещё не губернатор, то это, ей-Богу, пустяшный вопрос времени. Ты выказал какое-то болезненное нетерпение быть губернатором; надеюсь, что оно прошло. | ||
В Нью-Йорке все уверяли, что в мае не может быть скверной погоды в море. Однако на моё несчастие я попал как раз в сильную бурю, свирепствовавшую два дня. Теперь, слава Богу, стало лучше. Я не в состоянии выразить, каково сильно моё стремление домой; считаю минуты и часы, остающиеся до России. Сегодня ''вторник'', и пишу я в 3 часа дня; в пятницу утром буду в Гамбурге и сейчас же отправлю это письмо; вечером выеду прямо в Петербург, где надеюсь быть в воскресенье, 19 мая, вечером. Пиши мне в ''Майданово'' (г[ород] Клин Моск[овской] губ[ернии]). Крепко, крепко обнимаю тебя, Паничку и Тату, а также Кокодеса. | В Нью-Йорке все уверяли, что в мае не может быть скверной погоды в море. Однако на моё несчастие я попал как раз в сильную бурю, свирепствовавшую два дня. Теперь, слава Богу, стало лучше. Я не в состоянии выразить, каково сильно моё стремление домой; считаю минуты и часы, остающиеся до России. Сегодня ''вторник'', и пишу я в 3 часа дня; в пятницу утром буду в Гамбурге и сейчас же отправлю это письмо; вечером выеду прямо в Петербург, где надеюсь быть в воскресенье, 19 мая, вечером. Пиши мне в ''Майданово'' (г[ород] Клин, Моск[овской] губ[ернии]). Крепко, крепко обнимаю тебя, Паничку и Тату, а также Кокодеса. | ||
{{right|Твой, П. Чайковский}} | {{right|Твой, П. Чайковский}} | ||
|Translated text= | |Translated text={{right|26/14 May 1891<br/>''Atlantic Ocean''}} | ||
Golubchik [[Tolya]]! I'm writing to you sitting in my cabin on the 6th day of the return voyage. I'm not writing any details whatsoever about my stay in America, because, as I've already written to you, you'll be receiving my diary shortly after this letter. I'll just say that, despite the terrible fatigue and exertion of all my strength to endure the feat I've undertaken — I am thoroughly well, and think that the tour has even been very useful for my health. I'm bringing back pleasant impressions from America, because I had enormous success there and they honoured me in the most ardent manner. They insist that I come back next winter, and the terms would be most favourable, but I want to live quietly for one year in Russia and not go anywhere, except perhaps the ''Caucasus'', if you'll be there in the winter. I'm waiting for news of your appointment with feverish impatience. Brother ''[[Nikolay Tchaikovsky|Kolya]]'' writes that it is utterly incomprehensible to him why you are upset about the possibility of ''[[Reval]]'', and that you ought to be rejoicing at this. Of course, I would prefer you to have the governorship in [[Tiflis]], but since this is not yet possible, by God, I'm just glad that you'll be closer to us. As for the fact that you are still not a governor, then, by God, this is just a trifling matter of time. You've shown some sort of morbid impatience to be a governor; I hope that this passes. | |||
In [[New York]], everyone assured me that there couldn't be bad weather at sea in May. However, to my misfortune, I found myself in a fierce storm that raged for two days. Now, thank God, it's improved. I'm unable to express how strong my longing for home is; I'm counting the minutes and hours remaining until Russia. Today is ''Tuesday'', and I'm writing at 3 o'clock in the day; on Friday morning I'll be in [[Hamburg]] and will dispatch this letter immediately; in the evening I'm going directly to [[Petersburg]], where I hope to be on the evening of Sunday, 19 May. Write to me at ''[[Maydanovo]]'' (town of [[Klin]], [[Moscow]] province). I hug you, [[Panichka]] and [[Tatyana Tchaikovskya|Tatya]] so very, very tightly, and Kokodes too. | |||
{{right|Yours, P. Tchaikovsky}} | |||
}} | }} | ||
Latest revision as of 22:17, 27 May 2024
| Date | 14/26 May 1891 |
|---|---|
| Addressed to | Anatoly Tchaikovsky |
| Where written | Atlantic Ocean |
| Language | Russian |
| Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1424) |
| Publication | П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 493 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XVI-А (1976), p. 114–115 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 493 (English translation; abridged) |
Text and Translation
| Russian text (original) |
English translation By Brett Langston |
26/14 мая 1891 Атлант[ический] океан Голубчик Толя! Пишу тебе сидя в своей каюте на 6-ом дне возвратного плавания. Про американское пребывание никаких подробностей не пишу, ибо, как я уже писал тебе, ты получишь вскоре после этого письма мой дневник. Скажу только, что, несмотря на страшное утомление и напряжение всех сил, чтобы выдержать взятый на себя подвиг, — я совершенно здоров и думаю, что путешествие это даже очень полезно для моего здоровья. Выношу из Америки впечатление приятное, ибо я имел там огромный успех и честили меня самым усердным образом. Требуют, чтобы я приехал будущей зимой, и условия были бы самые выгодные, но я хочу один год прожить спокойно в России и никуда не поеду, кроме разве Кавказа, если вы там ещё осенью будете. Я с лихорадочным нетерпением ожидаю известий о твоей служебной судьбе. Брат Коля пишет, что ему совершенно непонятно, почему ты сокрушаешься, имея в виду Ревель, и что этому следует радоваться. Конечно, я бы предпочёл для тебя губернаторство в Тифлисе, но раз что это пока невозможно, ей-Богу, я сам рад, что вы будете поближе к нам. Что касается того, что ты ещё не губернатор, то это, ей-Богу, пустяшный вопрос времени. Ты выказал какое-то болезненное нетерпение быть губернатором; надеюсь, что оно прошло. В Нью-Йорке все уверяли, что в мае не может быть скверной погоды в море. Однако на моё несчастие я попал как раз в сильную бурю, свирепствовавшую два дня. Теперь, слава Богу, стало лучше. Я не в состоянии выразить, каково сильно моё стремление домой; считаю минуты и часы, остающиеся до России. Сегодня вторник, и пишу я в 3 часа дня; в пятницу утром буду в Гамбурге и сейчас же отправлю это письмо; вечером выеду прямо в Петербург, где надеюсь быть в воскресенье, 19 мая, вечером. Пиши мне в Майданово (г[ород] Клин, Моск[овской] губ[ернии]). Крепко, крепко обнимаю тебя, Паничку и Тату, а также Кокодеса. Твой, П. Чайковский |
26/14 May 1891 Atlantic Ocean Golubchik Tolya! I'm writing to you sitting in my cabin on the 6th day of the return voyage. I'm not writing any details whatsoever about my stay in America, because, as I've already written to you, you'll be receiving my diary shortly after this letter. I'll just say that, despite the terrible fatigue and exertion of all my strength to endure the feat I've undertaken — I am thoroughly well, and think that the tour has even been very useful for my health. I'm bringing back pleasant impressions from America, because I had enormous success there and they honoured me in the most ardent manner. They insist that I come back next winter, and the terms would be most favourable, but I want to live quietly for one year in Russia and not go anywhere, except perhaps the Caucasus, if you'll be there in the winter. I'm waiting for news of your appointment with feverish impatience. Brother Kolya writes that it is utterly incomprehensible to him why you are upset about the possibility of Reval, and that you ought to be rejoicing at this. Of course, I would prefer you to have the governorship in Tiflis, but since this is not yet possible, by God, I'm just glad that you'll be closer to us. As for the fact that you are still not a governor, then, by God, this is just a trifling matter of time. You've shown some sort of morbid impatience to be a governor; I hope that this passes. In New York, everyone assured me that there couldn't be bad weather at sea in May. However, to my misfortune, I found myself in a fierce storm that raged for two days. Now, thank God, it's improved. I'm unable to express how strong my longing for home is; I'm counting the minutes and hours remaining until Russia. Today is Tuesday, and I'm writing at 3 o'clock in the day; on Friday morning I'll be in Hamburg and will dispatch this letter immediately; in the evening I'm going directly to Petersburg, where I hope to be on the evening of Sunday, 19 May. Write to me at Maydanovo (town of Klin, Moscow province). I hug you, Panichka and Tatya so very, very tightly, and Kokodes too. Yours, P. Tchaikovsky |
