Letter 3271

Date	20 June/1 July 1887
Addressed to	Mikhail Ippolitov-Ivanov
Where written	Borzhom
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 182)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 3 (1902), p. 169–170 (abridged) Искусство, том 3 (1927), вып. 4, p. 147 Бюллетень Дома-музея П. И. Чайковского в Клину (1947), No. 1, p. 31–33 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIV (1974), p. 127–128

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

20-го июня Боржом Дорогой Михаил Михайлович! Поверьте, что я, уж конечно не меньше Вас, сожалел, что пришлось попасть в Тифлис когда уже там Вас не было. Однако же я тем не менее жил в Вашей резиденции 2 недели в постоянном общении с Вами, ибо мне Прибик дал «Руфь» и я её ежедневно проигрывал и достаточно хорошо изучил. Необходимо, чтобы эту оперу дали в Москве; и теперь, когда Майков сменен, я имею возможность содействовать тому, что бы её дали как можно скорее, и буду хлопотать об том, чтобы она шла весной; это для Вас удобно, и также в том отношении, что весенний сезон в будущем году длинный. Буду также и насчёт Петербурга хлопотать. Поговорим с Вами устно о моем мнении насчёт «Руфи», а пока скажу, что в муз[ыкальном] отношении она просто прелестна, и главное, что меня радует, это что в ней есть музыкальная физиогномия, залог превосходной композиторской будущности. Слышал я в антракте в саду 2 отрывка, и судя по ним, можно смело сказать, что по инструментовке Вы уже достигли полного мастерства. Конечно, в «Руфи» есть и кое-какие недостатки, — но ещё бы без них, да притом в первой опере! Я страдал в Тифлисе ужасно от жары, которая однако ж не препятствовала нам ежедневно бывать в театре на представлениях Савиной. Постановка «Чародейки» в будущем сезоне решена, и я дал слово В. П. Рогге приехать дирижировать 1-м представлением тотчас после Петербурга, где она пойдёт в половине октября. Сейчас написал в Москву, чтобы Вам выслали экземпляр «Чародейки». Боржом в первую минуту навёл на меня нечто вроде уныния. Как-то жутко было при мысли, что 2 месяца нужно прожить со столь ограниченным горизонтом. Но как только я совершил первую прогулку, так немедленно влюбился в Боржом, и эта влюблённость идёт все crescendo. Что ни новая прогулка, то открываются новые и несказанно дивные красоты. Пью воды и беру ванны. То и другое действует на меня прекрасно. Воды, купанье, прогулки берут столько времени, что заниматься почти не приходится. Однако ж я начал давно задуманную инструментовку сюиты из ф[орте]п[ианных] пьес Моцарта. Кроме того, набрасываю эскизы струнного секстета, но немножко, через силу. Нет ни малейшего позыва к работе. И как бы хорошо было отдохнуть и ровно ничего не делать. Да не могу! В этом моё несчастие. Как только у меня проходит охота сочинять, так я начинаю бояться, что наступил конец моему сочинительству, и насилую себя. Относительно исполнения отрывков «Руфи» в симф[оническом] собр[ании] будьте покойны; это я Вам положительно обещаю, только пришлите все, что нужно, к началу сезона. Радуюсь очень Вашей новой опере; если Вы теперь же начнёте понемножку писать её; то обратите внимание на то, чтобы было как можно более разнообразия в характере отдельных номеров. В «Руфи» немножко слишком постоянно слышится одно и то же настроение. Впрочем это скорее вина либретто. Я очень верю в ум и чуткость Прянишникова и возлагаю огромные надежды на достоинства его сценариума. Скажите голубушке Варваре Михайловне, что я ей назначил партию «Чародейки». Конечно, эта роль не совсем в её характере, но она из тех, которые на всякую партию накладывают печать неотразимой симпатичности. Я очень прошу её не отказываться от роли, как бы она ни показалась ей неподходящей и тяжёлой. Если потребуются кое-где маленькие перемены, я уполномочиваю Вас делать их сколько и как угодно. При сем удобном случае поцелуйте от меня её руку и скажите ей, что я её очень люблю. Я уеду отсюда никак не раньше 2-ой половины августа, и если Вы к тому времени вернётесь в Тифлис, конечно увидимся. Будьте здоровы, дорогой друг Михаил Михайлович! Ваш, П. Чайковский Параша Вам усердно кланяется и просит передать поцелуй Варваре Михайловне.

20th June Borzhom Dear Mikhail Mikhaylovich! Believe me that I, certainly no less than you, regretted that I had to be in Tiflis after you had gone. Nevertheless, I lived at your residence for 2 weeks in constant communication with you, however, because Pribik gave me "Ruth", and I played through it every day and studied it sufficiently well. It is essential that this opera be given in Moscow; now that Maykov has been replaced, I have the opportunity to help ensure that it is given as soon as possible, and I shall endeavour to ensure that it goes on in the spring; this is also convenient for you, in the sense that the spring season next year is a long one. I shall also see about Petersburg. Let us discuss in person my opinion about "Ruth", but for now I shall say that musically it is simply lovely and the main thing that pleases me is that it has a musical physiognomy — a guarantee of an excellent future as a composer. I heard 2 extracts during the entr'acte in the garden, and judging by then, we can safely say that in terms of instrumentation you have already achieved total mastery. Of course, there are a few shortcomings in "Ruth" — but how could there not be, given that it is your first opera! I suffered awfully from the heat in Tiflis, which did not prevent us, however, from going to the theatre every day to see Savina's performances. It has been decided that "The Enchantress" will be staged next season, and I have given my word to V. P. Rogge that I shall come to conduct the 1st performance immediately after Petersburg, where it will be going on in the middle of October. I have just written to Moscow for a copy of "The Enchantress" to be sent to you. The first moments in Borzhom brought me almost to the point of despondency. The though that I had to live for 2 months with such a limited horizon was somehow dreadful. But as soon as I accomplished my first walk, I immediately fell in love with Borzhom, and this love continues crescendo. Each new walk reveals new and unspeakably divine beauties. I drink the waters and take baths. Both of these have an excellent effect on me. The water, swimming, and walks take so much of my time that there is almost no requirement for work. However, I have begun my long-standing intention to orchestrate a suite of piano pieces by Mozart. Besides this, I am jotting down sketches for a string sextet, but only gradually, by force. There is not the slightest urge to work. And how good it would be to rest and to do precisely nothing. But I cannot! This is my misfortune. As soon as I lose the desire to write, I start to fear that this is the beginning of the end for me as a composer, and I force myself. Regarding the performance of extracts from "Ruth" at a symphonic concert, rest assured — I firmly promise you this. Simply send everything that is required by the beginning of the season. I am very glad about your opera; if you start writing it now little by little; then pay attention to ensuring that there is as much variety in the character of the individual numbers as possible. In "Ruth" the same tone is sometimes heard a little too consistently. However, the libretto is more to blame. I very much believe in Pryanishnikov's cleverness and sensitivity, and nurture great hopes for the quality of his scenario. Tell dear Varvara Mikhaylovna that I assign the role of "The Enchantress" to her. Of course, this role is not altogether in her character, but it is the sort of part that comes impressed with irresistible sympathy. I very much ask her not to turn down the role, no matter how inappropriate and difficult it may seem to her. If small changes are required here and there, I authorise you to make as many of them as you see fit. When the occasion arises, kiss her hand for me and tell her that I love her very much. I shall be leaving here no earlier than the 2nd half of August, and if you return to Tiflis before then, I shall see you of course. Keep well, dear friend Mikhail Mikhaylovich! Yours, P. Tchaikovsky Parasha bows to you earnestly, and asks her to convey a kiss to Varvara Mikhaylovna.