Letter 3471

Tchaikovsky Research
Revision as of 17:22, 4 February 2024 by Brett (talk | contribs)
(diff) ← Older revision | Latest revision (diff) | Newer revision → (diff)
Date 12/24 January 1888
Addressed to Vladimir Nápravník
Where written Magdeburg
Language Russian
Autograph Location unknown
Publication Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 3 (1902), p. 211–212 (abridged)
Письма П. И. Чайковского к В. Е. Направнику (1959), p. 190–191
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIV (1974), p. 335–336.
Notes Typed copy in Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve

Text and Translation

Based on a typed copy in the Klin House-Museum Archive, which may contain differences in formatting and content from Tchaikovsky's original letter.

Russian text
(original)
English translation
By Brett Langston
Магдебург
12/24 янва[ря 18]88

Милый, дорогой Володя! Я был страшно обрадован, получивши твоё письмо; мне пишут вообще мало и редко, а между тем я страшно тоскую и нуждаюсь в частых известиях из России. С точки зрения своего физического и морального благополучия я думаю, что путешествие моё отразится на мне дурно. Не может быть, чтобы бесследно прошли все мои страхи, волнения, нервные напряжения и т. д. Но с точки зрения моей композиторской известности—конечно, хорошо, что я себя показываю в Европе. Сочувствие всеобщее как со стороны музыкантов, так и со стороны публики, хотя многое тем и другим кажется странным, необычайным и резким. Познакомился я с массой людей, из коих многие очень интересны. Но я мало испытываю удовольствия от этих знакомств, а скорее выношу одну только усталость, ибо разговаривать о музыке, да ещё по-немецки, с утра до вечера очень трудно. Представь до чего я расхрабрился: на ужине, данном в Гамбурге после концерта, я сказал немецкую речь!!! Про меня в газетах пишут большие статьи, многое бранят, но относятся с гораздо большим почтением, вниманием и интересом, чем у нас. Некоторые суждения очень курьёзны. По поводу варьяций из 3-й сюиты один критик написал, что одна из них изображает заседание Синода, а другая динамитный взрыв.

Ты удивишься, что я в Магдебурге? После страшно утомительных дней, проведённых в Гамбурге, и не менее утомительного дня в Берлине я вдруг почувствовал потребность удалиться куда-нибудь для одиночества и отдыха и случайно избрал Магдебург. Оказывается, что это чудесный, большой, красивый город. Сегодня весь день посвящаю письмам; написал их уже очень много, устал; поэтому ты прости, что я так небрежно пишу. Отсюда еду на 5 дней в Лейпциг, а потом начнутся берлинские терзания. Там мне предстоит большой, торжественно обставленный концерт. Но странное дело, скажи папаше, что здесь ни за что не хотят, чтобы я играл «Франческу». Бюлов решительно отсоветовал мне включать её в программу. Я должен был уступит по-вашему 27 января.

Вчера в Берлине, в Бюловском концерт я слышал произведения молодого композитора Штрауса, которого многие называют гениальным. Я не совсем с этим мнением согласен. Спасибо тебе, дорогой, милый, славный студентик. Неужели в самом деле правда те слухи, что носятся об университетах? Очень грустно.

Целую ручки мамаше, папашу крепко обнимаю и всем вам и посылаю тысячи приветствий.

Твой П. Чайковский

Просьбу насчёт автографов постоянно буду иметь в виду.

Magdeburg
12/24 January 1888

Good, dear Volodya! I was terribly happy to receive your letter; people generally write to me little and rarely, and yet I'm terribly sad and in need of frequent news from Russia. From the perspective of my physical well-being and morale, I think that my journey will have a detrimental effect on me. It's not possible for all my fears, worries, nervous tension, etc. to vanish without a trace. But from the perspective of my fame as a composer, then of course, it's good that I'm showing myself in Europe. I have had universal sympathy from both the musicians and the public, although there is much that seems strange, unusual and harsh to them both. I have become acquainted with a mass of people, many of whom were most interesting. Yet I experience little pleasure from these acquaintances, but rather endure only fatigue, because it is very difficult to talk about music, and in German at that, from morning to evening. Just imagine how brave I was: at a supper given after the concert in Hamburg, I gave a German speech!!! The newspapers write long articles about me, reproaching me a great deal, but they treat me with far more respect, attention and interest than ours do. Some of the judgements are very curious. Regarding the variations from the 3rd suite, one critic wrote than one of them depicted a meeting of the Synod, and another an explosion of dynamite.

Are you surprised that I'm in Magdeburg? After the terribly tiring days I spent in Hamburg, and a no less tiring day in Berlin, I suddenly felt the need to retire somewhere for solitude and rest, and by chance I chose Magdeburg. It turns out that this is a large, wonderful, beautiful town. I'm devoting the whole of today to letters; I'm tired after already having written very many of them, so please forgive me for writing so perfunctorily. From here I'm going to Leipzig for 5 days, and then the Berlin torment begins. There I have a large formal concert planned. But tell your papasha the funny thing is that they don't want me to play "Francesca" here at all. Bülow strongly advised me not to include in the programme. I was due to give it on 27 January, your style.

In Berlin yesterday, at the Bülow concert, I heard the works of a young composer Strauss, who many are calling a genius. I don't entirely agree with this opinion. Thank you, dear, nice, kind student. Are the rumours flying around about the universities really true? It's very sad.

I kiss your mother's hands, embrace your father warmly, and send thousands of greetings to all of you.

Yours P. Tchaikovsky

I always keep you request for autographs in mind.