Letter 117
| Date | 20 July/1 August 1868 |
|---|---|
| Addressed to | Aleksandra Davydova |
| Where written | Paris |
| Language | Russian |
| Autograph Location | Saint Petersburg (Russia): National Library of Russia (ф. 834, ед. хр. 16, л. 50–52) |
| Publication | П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 107–109 П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 40–41 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том V (1959), p. 137–139 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 38–39 (English translation; abridged) |
Text and Translation
| Russian text (original) |
English translation By Brett Langston |
Милый друг мой Сашура!
Выставляя число, вспоминаю, что сегодня день именин и рождения нашего милого старичка. Пожелаем этому добрейшему существу ещё долгой и счастливой жизни для нашей общей радости. Милый друг мой, как я виноват перед тобою! Я ещё не поздравлял тебя с счастливым исходом твоей последней беременности, к[ото]рая вследствие твоих беспокойств и на меня навела страх порядочный. Как я был счастлив, когда получил известие, что ты благополучно отделалась от своей тяжкой, но милой ноши. К будущему году (а лето 1869, если можно заглядывать так далеко, я непременно хочу провести у тебя) подрастёт для всеобщего услаждения новый экземпляр Анюты. Ты уже верно знаешь, при каких обстоятельствах и с какой обстановкой я поехал за границу. Обстановка эта в материальном отношении очень хороша. Я живу с людьми очень богатыми, притом хорошими и очень меня любящими. Значит, и в отношении компании очень хорошо. Тем не менее, я сильно вздыхаю по отчизне, оде живут столько дорогих для меня существ, с к[ото]рыми я не могу жить иначе, как летом. Меня немножко бесит мысль, что из всех лиц, к[ото]рые были бы рады прожить со мной свободные три месяца, я избрал не тех, которых я больше люблю, а тех, кто богаче. Правда, что тут важную роль играет престиж заграницы. История моих нынешних странствований чрезвычайно проста и даже не интересна. Неделю прожил я в Берлине и вот уже пять недель живу в Париже. Мы мечтали, уезжая, что побываем в самых живописных местах Европы, но, вследствие болезни Шиловского и необходимости посоветоваться с одним знаменитым здешним доктором, попали сюда, и нас держат здесь против воли. Время провожу следующим образом: встаю довольно поздно, иду завтракать и читать газеты. Возвратись около 12 домой, раздеваюсь совсем (жары здесь неописанные) и занимаюсь до самого обеда. В 6 часов обедаю с спутниками или один. Вечер провожу в театре. Нужно отдать справедливость Парижу. Нет в мире города, где бы столькие удобства и удовольствия жизни были доступны за столь дешёвую цену. Театры здесь великолепны не по внешности, а по постановке, па умению производить эффекты удивительно простыми средствами. Например, здесь умеют удивительно хорошо разучить и поставить пиэсу, так что и без крупных актёрских дарований пиэса производит гораздо лучший эффект, чем та же пиэса, исполненная у нас с такими колоссальными талантами, как Садовский, Шумский, Самойлов, но небрежно разученная, сыгранная без ансамбля. Кстати о Самойлове, я видел его здесь; он очень тобой интересуется и взял с меня слово, что в первом письме я передам тебе его поклон. Что касается музыки, то опять-таки скажу, что в различных операх, мною слышанных, я не встретил ни одного певца с замечательным голосом. Но какое тем не менее превосходное исполнение! Как тщательна все разучена, как все осмысленно в их исполнении, как серьёзно все они относятся к самым незначительным подробностям, сумма которых однако и должна произвести надлежащий эффект. У нас и понятия не имеют о таком исполнении! Различные замечательности Парижа я уже видел в мой первый приезд; поэтому я совсем не вёл здесь жизни туриста, бегающего по церквам, музеям и т. п. Я живу здесь, как человек, всецело преданный своему делу и вылезаю из норы только вечером. Нельзя не признаться, что для работающего артиста такая шумная, блестящая обстановка, как Париж, годится бесконечно менее, чем какое-нибудь Тунское озеро, уже не говоря о берегах хотя и вонючего, на милого Тясмина, имеющего счастье протекать около дома, в котором живут некоторые прелестные и дорогие мне особы. Что-то поделывают эти особы! Как-то провели они это лето. Сердце сжимается при мысли о их одиночестве. Милая, дорогая моя Сашура, когда-то увижу тебя! Черед неделю мы уезжаем Отсюда прямо в Петербург; хочу съездить на несколько дней в Силамеги повидаться с братьями и с Вашими. Крепко обнимаю тебя, Леву и всех. П. Чайковский |
My dear friend Sashura!
As I set down the date, I remembered that today is the name-day and birthday of our dear old man. Let us wish this kindest of creatures a long and happy life, for our mutual joy. My dear friend, how guilty I am before you! I haven't yet congratulated you on the happy outcome of your last pregnancy, which as a results of your concerns, has also caused me a decent amount of anxiety. How happy I was when I received the news that you had safely been delivered of your heavy, but sweet burden. By next year (and, if I can look that far ahead, I want to spend the summer of 1869 with you without fail), a new copy of Anyuta will have sprung up for everyone's appreciation You surely know already about the circumstances and environment under which I went abroad. These circumstances are very good in the material sense. I am living with very rich people, who are also good and love me very much. This means that, in terms of company, it is very good. Nevertheless, I sigh deeply for my homeland, where there live so many creatures dear to me, and with whom I cannot live other than in the summer. It irritates me somewhat that of all of the people who would be glad to spend a spare three months with me, I chose not those whom I love the most, but those who are the wealthiest. It's true that the prestige of being abroad plays an important role in this. The story of my current peregrinations is extremely simple and not even interesting. I spent a week in Berlin, and have now been living in Paris for five weeks. We left dreaming that we would visit the most picturesque places in Europe, but due to Shilovsky's illness and the need to consult with one famous local doctor, we ended up here, where we're being kept against our will. I spend my time in the following manner: I rise quite late, go to breakfast and read the newspapers. I return home around 12, undress completely (the heat here is indescribable), and work right up until dinner. At 6 o'clock, I have dinner, either with companions or alone. I spend the evening at the theatre. I must give Paris its dues. There is no city in the world where so many of the comforts and pleasures of life are available at such an affordable price. The theatres here are magnificent, not in appearance, but in staging, in their capacity to produce effects by remarkably simple means. For example, they know here how to learn and to stage a play astonishingly well, so that even without major acting talents, the play produces a much better effect than the same play performed here with such colossal talents as Sadovsky, Shumsky and Samoylov, but perfunctorily learned, and not played as an ensemble. Speaking of Samoylov, I saw him here; he is most interested in you, and made me give my word that in my first letter I would convey his regards to you. As regards music, I'll say again that in the various operas I've heard, I haven't encountered a single singer with a remarkable voice. But they are excellent performances nevertheless! How thoroughly everything is learned, how thoughtful everyone is in their performance, how seriously they all treat the most insignificant details, the sum of which, however, must produce the desired effect. We have no concept of such a performance! I had already seen the various marvels of Paris on my first visit; therefore I haven't all been leading the life of a tourist here, running around churches, museums, and the like. I'm living here as a man wholly devoted to his work, and only crawl out of my burrow in the evenings. I have to admit that for a working artist, such a noisy, brilliant environment as Paris is infinitely less suitable than some Lake Thun, not to mention the banks of the dear, albeit smelly, Tyasmin, which has the good fortune to flow past a house where some lovely and dear persons live. What are these people up to? How did they spend this summer? My heart aches at the thought of their loneliness. My dear, good Sashura, I'll see you one day! Next week we're going from here directly to Petersburg. I want to go to Sillamägi for a few days to see our brothers and your lot. I hug you, Lyova and everyone tightly. P. Tchaikovsky |
