Letter 2314

Date	18/30 July 1883
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Podushkino
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1709)
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XII (1970), p. 195–196

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

18 июля 1883 Подушкино Всё хочется побеседовать с тобой, милый Модичка, так сказать по душе, — да всё не приходится. Пишу только во исполнение обязанности, и, должно быть, нет ничего банальнее моих писем. Вышло так, что у меня оказались 2 часа свободными и я уселся писать Н[адежде] Ф[иларетовне] и тебе, но ей на несколько вопрос[ов] пришлось отвечать обстоятельно, устал, и вот на тебя только полчасика осталось. Корректуры меня замучили до изнеможения. Отвращение моё к музыке «Мазепы» нельзя сравнить ни с чем; это какой-то кошмар, и пройдёт много времени, пока я с ней примирюсь. Твоё письмо с просьбой о деньгах для Тани пришло в такое время, когда своих денег за кантату я ещё не получил, а занять тем более негде, что Юргенсон в Финляндии. Я несколько дней не знал, как поступить, — но вчера решился потихоньку от Параши взять хранящийся у Алёши её билет внутреннего займа и несколько полуимпериалов, хранящихся у него же, а сегодня послал его в Москву все это заложить и продать и выслать Тане по телеграфу 500 фр[анков]. Я послал больше, чтобы надолго иметь свободную совесть относительно обеспеченности George-Léon. У нас все гости и гости, а 15-го числа beau père Коншин праздновал свои именины здесь и гостей набралось много. Был большой, великолепный обед с возлияниями и всеобщей выпивкой. Вчера был наконец день без гостей; и сегодня их тоже нет. У вас засуха, а у нас постоянные дожди и страшные грозы, которых я опять стал болезненно бояться. Но всё-таки здесь очень хорошо, когда нет гостей. С Парашей я в отличных отношениях, и в самом деле она премилая: мне очень нравится её простота и безыскусственность. Танюша с каждым днём милеет и все забавнее делается. Родители в ней души не чает. Она теперь здорова и потому умница, никогда не кричит, вечно улыбается и иногда, когда её смешат, хохочет во весь рот до того мило, что так и хочется скушать её! Я со страхом думаю о своём отъезде; он сообщит характер покинутости и заброшенности всему дому. Один Алёша, с его нескончаемым хохотом и вечным bonne-humeur, до чего будет недоставать им. От Эммы получил длинное письмо, в коем она доказывает, что я сущий изверг и чуть не брата убийца, потому что долго сижу в Подушкине и тебя оставляю одного. Однако ж прости, Модичка, но пока не кончу корректур, не тронусь, а раньше начала августа не кончу. Целую крепко тебя и Количку. П. Ч. Скажи Энгека, что письмо его вчера получил и посылаю ему за него 327 поцелуев. Милому Грицко Сангурскому и Нарочке поклон. Заиньку целую.

18 July 1883 Podushkino I always want to talk with you, dear Modichka, from the heart, so to speak — yet this never happens. I write merely to fulfil an obligation, and there must not be anything more banal than my letters. It turned out that I had 2 hours free, and I sat down to write to Nadezhda Filaretovna and you, but I had to answer several of her questions in detail, I was tired, and now I only have half an hour left for you. The proofreading has worn me out to the point of exhaustion. My aversion for the music of "Mazepa" is beyond compare; it's something of a nightmare, and it will take me a long time to become reconciled to it. Your letter asking for money for Tanya arrived at a time when I had not yet received my money for the cantata, and there was no one to borrow it from, the more so since Jurgenson was in Finland. For several days I didn't know what to do, but yesterday I decided to quietly take Parasha's credit note that Alyosha has been keeping, and several half-imperials that he was also keeping, and today I sent him to Moscow to exchange and sell all of this, and to send Tanya 500 francs by telegraph. I sent more so that my conscience would be clear about George-Léon's security for a while. We have had guests and more guests, and on the 15th, beau-père Konshin celebrated his name day here, and many guests assembled. There was a grand, magnificent dinner, with libations and drinking in general. You have a drought, and we have constant rain and terrible thunderstorms, which I've again become morbidly afraid of. But all the same, it's very good here when there are no guests. My relations with Parasha are splendid, and she really is very sweet; I very much admire her simplicity and artlessness. Tanyusha is sweeter and funnier every day. Her parents dote on her. She is well now, and so bright, never crying, always smiling, and sometimes when she's made to laugh, she bursts out laughing so sweetly that you just want to eat her! I think about my departure with trepidation; it will impart a character of abandonment and desolation to the whole house. How much they will miss Alyosha alone, with his endless laughter and eternal bonne-humeur. I received a long letter from Emma, in which she demonstrates that I am a veritable fiend and practically fratricidal, because I've been sitting for ages in Podushkino and neglecting you. However, forgive me, Modichka, but until I finish the proofs, I shall not budge, and I won't finish before the beginning of August. I kiss you and Kolichka hard. P. T. Tell Engeka that I received his letter yesterday and I send him 327 kisses for it. I bow to dear Gritska Sangursky and Narochka. I kiss Zainka.