Letter 2768

Date	20 September/2 October–22 September/4 October 1885 (?)
Addressed to	Mily Balakirev
Where written	Maydanovo
Language	Russian
Autograph Location	Saint Petersburg (Russia): National Library of Russia (ф. 834, ед. хр. 12, л. 24–27)
Publication	Переписка М. А. Балакирева и П. И. Чайковского (1868-1891) [1912], p. 90–92 Милий Алексеевич Балакирев. Воспоминания и письма (1962), p. 177–178 ("22 September") П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIII (1971), p. 149–150 ("20 September")

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Luis Sundkvist

22 сентября 1885 г[ода] г[ород] Клин, с[ело] Майданово Дорогой друг Милий Алексеевич! Переложение для 4 рук сделано мною по возможности полно, но, наверное, малоудобно. Дабы привести его в надлежащий вид, я отдал его моей приятельнице г[оспо]же Губерт, всегда в этих случаях мне помогающей, для переписки и исправления всех моих описок. Когда это будет сделано, мы с ней множество раз сыграем переложение и исправим всё, что неладно и неудобно, причём я безжалостно буду вычёркивать всякие подробности, которые имеют значение в партитуре, но мешают лёгкости (конечно, относительной) исполнения на фортепьяно. После того, как таким образом переложение будет исправлено, я немедленно перешлю его Вам и очень, очень буду благодарен за всякие Ваши поправки и советы, которые, конечно, послужат на пользу сочинения. Только прошу Вас, голубчик, не касаться при этом сущности, ибо теперь я не в силах ничего переменить и исправить, — только хуже сделаю. Что же касается способа переложения, то, конечно, Вам можно оказать мне неоцененную услугу Вашими заметками. Сплетничанье С. И. Танеева (на которого прошу Вас не сердиться, ибо это чудеснейший человек) есть какое-то ребячество, какая-то школьническая мания говорить всё наперекор. В сущности же дело было так: что я вообще не охотник до своей программной музыки, — то об этом я Вам и говорил и, помнится, подробно писал. Я чувствую себя бесконечно свободнее в сфере чистой симфонии, и какую-нибудь сюиту мне во сто раз легче написать, чем программную вещь. За «Манфреда» я принимался неохотно и, откровенно говоря, решился писать именно потому, что обещал Вам, а я наверно обещал — помню это отлично. Письмо, писанное мною к Танееву, когда он уехал в начале лета на Кавказ, относится к тому времени, когда я начинал, неохотно, с усилием, не доверяя себе. В письме этом я говорил ему, что пишу с трудом и что предпочитаю писать сюиты. Засим очень скоро я страшно увлёкся «Манфредом», и не помню, чтобы когда-нибудь испытывал такое наслажденье в работе; и так продолжалось до конца. Сергею Ивановичу не следовало в конце сентября сообщать Вам (как нечто происходившее со мной теперь) то, что я писал ему в конце мая. Я ещё не знаю, за что примусь теперь. Хочется несколько времени отдохнуть. У меня есть превосходно написанное либретто оперы, и кажется вернее всего, что как только явится охота, — я примусь прежде всего за оперу. Совет Ваш написать концерт для ф-п. приму к сведению и, надеюсь, к исполнению. У меня есть Фантазия для ф-п. с оркестром, которую в прошлом году отлично играл в Москве Танеев; не знаю, известна ли она Вам? Я очень охотно пишу для ф-п. с оркестром, но, к сожалению, не будучи сам пианистом, я вряд ли способен написать благодарную, удобную для исполнения вещь. В течение осени и зими мне, вероятно, случится бывать в Петербурге, и я непременно навещу Вас. О многом хочется поговорить с Вами. До свиданья, дорогой Милий Алексеевич. Ваш П. Чайковский Очень, очень кланяюсь Николаю Андреевичу.

22 September 1885 Town of Klin, village of Maydanovo Mily Alekseyevich, dear friend! I made the 4-handed arrangement so that it should be as complete as possible, but it is probably not very playable. In order to get it into the requisite shape, I have handed it over to my friend Mrs Hubert, who always assists me in these cases, and asked her to copy it and correct all my mistakes. When this has been done, we shall play through the arrangement together lots of times and correct everything that is wrong and uncomfortable. In the process I will relentlessly cross out any details that are of significance in the score, but which undermine its playability (relative, of course) on the piano. Once the arrangement has been revised in this way, I shall send it to you immediately and I would be very, very grateful for any corrections and advice from you, as these will of course be of benefit to the composition. I only ask you, golubchik, not to touch the essence while doing this, because now it is beyond my strength to change and rectify anything—I would just make it worse. As for the way it has been arranged, there, of course, you can render me an inestimable service with your comments. That gossiping by S. I. Taneyev (I beg you not to be angry with him, because he is a wonderful person) is a rather childish gesture on his part, a kind of schoolboyish craze for blurting everything out at the wrong time . What happened is essentially this: that, in general, I am not very fond of my own programme music is something I have spoken to you about, and, if I remember correctly, also written to you about in detail . I feel infinitely freer in the sphere of pure symphonic music, and it is a hundred times easier for me to write a suite than a programme piece. I set about Manfred rather reluctantly and, if I may be frank, decided to write it precisely because I had promised you this—I made a firm promise, that I remember very clearly. The letter which I wrote to Taneyev after he had left for the Caucasus at the start of the summer refers to the period in which I was just starting, and was moreover doing so reluctantly, with difficulty, and lacking confidence in myself. In this letter I told him that I was having trouble writing and that I preferred to write suites . But very soon I became terribly infatuated with Manfred, and cannot remember ever having felt such pleasure in working, which stayed with me until the end. Sergey Ivanovich really shouldn't have spoken to you at the end of September about what I had written to him at the end of May as if it were something which applied to me now. I don't know yet what I shall undertake next. I would like to rest for a while. I have a splendidly written libretto for an opera, and, most likely, as soon as I feel like working again, I shall first of all embark on this opera . I shall make a note of your advice about writing a piano concerto, and I hope to carry it out, too . I have written a Fantasia for piano and orchestra which was magnificently played by Taneyev in Moscow last year. I don't know whether you are familiar with it? I very much like to write for piano and orchestra, but, unfortunately, not being a pianist myself, I would hardly be capable of writing a rewarding, easily playable piece. In the course of the autumn and winter I will probably have occasion to come to Petersburg, and I shall then call on you without fail. There is a lot I would like to talk to you about. Until we meet, dear Mily Alekseyevich. Yours, P. Tchaikovsky Give my very, very warm regards to Nikolay Andreyevich.