Letter 701

Date	23 December 1877/4 January 1878
Addressed to	Nadezhda von Meck
Where written	San Remo
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 3105)
Publication	П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 1 (1934), p. 133–134 (postscript printed with Letter 698) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VI (1961), p. 322–324 To my best friend. Correspondence between Tchaikovsky and Nadezhda von Meck (1876-1878) (1993), p. 118–119 (English translation)

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Alex Carter

San-Remo  4 янв[аря] 1878 23 дек[абря] 1877   Третьего дня вечером я написал Вам, что еду в Париж. После того я провёл ужасную ночь, а вчера и сегодня я совершенно болен. Болен я от одной мысли, что в такое время, как теперь, когда я одержим болезненною мизантропией, мне нужно ехать в так называемый Вавилон, являться к начальнику, знакомиться со всеми музыкантами, переписываться и толковать с экспонентами, таскаться по обедам и музыкальным вечерам, не иметь времени писать (единственное средство против моей болезни), — все это свыше сил моих! Сегодня утром, лёжа после бессонной ночи, я вспомнил, чего мне стоило нынче летом переломить себя и взять на себя обязанность, которая мне не по силам. Не случится ли и теперь чего-нибудь подобного? И могу ли я быть полезным деятелем теперь, когда я ещё не пришёл в нормальное состояние? Нужна ли эта жертва? Нужно ли закабалить себя на 8 месяцев, когда от этого ни мне, ни другим пользы не будет? Как бы то ни было — малодушно ли я поступаю или благоразумно, — но сегодня я вижу ясно, что я не могу ехать. Если б Вы или брат видели меня сегодня, — то Вы бы сказали: оставаться. И я решился остаться. Я напишу сегодня же официальный ответ, что болен, и прошу назначить другого делегата. Теперь, пока я не получу от Вас, от брата, от сестры одобрения за это решение, — я буду мучиться, я это знаю. Мне будет казаться, что я должен был переломить себя. Есть ещё одно обстоятельство: если б я принял место, то мог бы или вовсе или отчасти обойтись без Вашей помощи. Как Вы ни добры, как Вы ни богаты, а всё-таки при настоящем курсе (который теперь, вследствие пакостей, делаемых Англией, будет ещё падать) сумма, которую Вы мне посылаете, слишком велика. Эта мысль тоже будет меня тревожить. Меня теперь все тревожит, я сделался болезненно мнителен. Может быть, с моей стороны даже неловко писать Вам эти последние строки: в таком случае простите. Клянусь Вам, что мне никогда, ни на минуту, не приходила в голову мысль, что Вы можете пожалеть денег. Нет, совсем не то! Но все же я должен был бы сделать все возможное, чтобы предоградить столь доброго, щедрого и благородного друга от издержек. Ну, оставим это. Ещё несколько времени я буду пользоваться Вашей помощью. Весною я рассчитываю поехать в деревню, в Россию, к сестре. Главное, мне теперь нужно, чтобы Вы, братья и сестра не сердились на меня за моё малодушие. Клянусь Вам, что если б я знал, что этого Вам и им хочется, я бы поехал в Париж. Но без советов друга или брата, больной, в припадке самой ужасной ипохондрии, я не могу, не могу, не могу ехать. Лучше мне голодать где-нибудь в тёмном и неизвестном уголке, чем, насилуя себя, идти на целые 8 месяцев в этот омут. Когда в 1873 г. была выставка в Вене, я ехал из Каменки за границу, и путь мне лежал через Вену. Из ненависти к толпe я сделал страшный крюк на Бреславль и Дрезден, чтобы не попасть в омут. А тогда я был здоров! Итак, мой бесценный друг, продолжайте мне писать сюда: San-Remo, Pension Joly. П. Чайковский Брат Модест сегодня в Берлине и через 3 дня будет здесь. Сегодня утром получил «Русскую старину». Благодарю Вас! Р. S. Я сейчас перечёл письмо Бутовского (председателя комитета) и questionnaire, приложенный к письму. В этом questionnaire изложены вопросы, которые предстоит разрешить музыкальному комитету, который будет заседать 10-18 января. В письме сказано: «К сему долгом считаю присовокупить, что, вследствие значительности издержек, вызванных участием России в Парижской выставке, было бы весьма желательно избегать новых значительных ассигнований». Следовательно, правительство не возьмёт, например, на себя довезти до Парижа целую труппу, чтобы устроить русскую оперу или оркестр, чтобы составить концерты из русских произведений. Теперь я Вам сообщу вкратце, из чего состоит questionnaire. 1) Какой русский оркестр может явиться на Парижскую выставку? 2) Сколько он даст концертов? 3) Какие русские хоровые общества явятся на состязание? 4) Какие квартетные общества желают участвовать в таковом же состязании? 5) Какие национальные песенные общества могут явиться? 6) Возьмёт ли на себя расходы на их путешествие и содержание комитет выставки? 7) Имеются ли исторические документы о национальной музыке? 8) Какие русские органисты (?) приедут на выставку. На все эти вопросы, за исключением 6, мне очень трудно отвечать после трёхмесячного отсутствия из России. О, если б я сейчас же мог узнать Ваше мнение! Ваш совет или совет брата мог бы меня вывести из затруднения. Ваш, П. Ч.

San Remo  4 January 1878 23 December 1877   Three days ago in the evening, I wrote to you that I was going to Paris. Thereafter, I spent an awful night, and yesterday and today I have been thoroughly ill. I am ill from one thought: that at such a time as now, when I am possessed by a painful misanthropy, I must go to the so-called Babylon, report to the boss, meet all the musicians, correspond and have discussions with exhibitors, drag myself through dinners and musical soirées, and have no time to write (the only antidote to my illness), – all this is beyond my strength! This morning, lying in bed after a sleepless night, I remembered what it had cost me this summer to steal myself and take on responsibility which was beyond my strength. Is something similar not happening now? And can I be a useful figure now, having not yet returned to a normal condition? Is this sacrifice necessary? Must I enslave myself for 8 months, when no benefit will come of this to me, nor to others? Be that as it may – and whether I have come to this conclusion cravenly or wisely – today I see clearly that I cannot go. If you or my brother were to see me today, you would say: stay. And I have decided to stay. I shall write an official response today, stating that I am ill and asking them to appoint another delegate. Now, for the time being, before I receive approval of this decision from you, from my brother or from my sister, I shall be in agony – I know that. It will seem to me that I should have stolen myself. There is another consideration: if I had taken up the place, I could have been able to do without your assistance, fully or in part. While you are kind, while you are wealthy, and even now with the current exchange rates (which, due to England's dirty tricks, will now fall even further), the sum which you are sending to me is too large. This thought also will trouble me. Everything now troubles me; I have become painfully suspicious. Perhaps it is awkward of me to have written you these last few lines – if so, forgive me. I swear to you that the thought that you might regret the money has never entered my head, not even for a minute. No, not at all! But all the same, I should have done everything possible to protect such a kind, generous and noble friend from expenses. But let us leave that aside. I shall make use of your assistance for a little longer. In the spring I plan to go to the country, to Russia, to see my sister. Most importantly, I now need you, my brothers and my sister not to be angry at me for my cowardice. I swear to you that, if I knew that you and they had wanted it, I would have gone to Paris. But without the advice of a friend or a brother, in my sickness and a fit of the most awful hypochondria, I cannot, cannot, cannot go. It would be better for me to starve somewhere in a dark and unfamiliar corner than to force myself into that whirlwind for an entire 8 months. In 1873, at the time of the Vienna exhibition, I was travelling abroad from Kamenka and my route lay through Vienna. Out of a loathing for crowds, I made a frightful detour to Breslau and Dresden to avoid the whirlwind. And I was healthy then! So, my invaluable friend, please continue to write to me here: San Remo, Pension Joly. P. Tchaikovsky Today my brother Modest is in Berlin, and in 3 days he will be here. This morning, I received "Old Russia". Thank you! P. S. I have just now re-read the letter from Butovsky (the president of the committee) and the questionnaire enclosed with the letter. This questionnaire sets out questions which will be addressed by the musical committee, which will convene from 10-18 January. Part of the letter reads: "I consider it my duty to add to this that, due to the significant costs incurred by Russia's participation in the Paris Exhibition, it would be highly desirable to avoid significant new appropriations". Therefore, the government will not bear the responsibility, for example, of bringing to Paris an entire troupe for the formation of a Russian opera or orchestra to put on concerts of Russian works. Now I shall summarise the questionnaire for you: 1) Which Russian orchestra could appear at the Paris Exhibition? 2) How many concerts will it give? 3) Which Russian choirs will appear at the competition? 4) Which quartets would desire to take part in the same competition? 5) Which national singers could appear? 6) Will the Exhibition Committee cover the costs of their travel and maintenance? 7) Have you any historical documents about national music? 8) Which Russian organists (?) will come to the exhibition. Except for 6, it is very hard for me to answer any of these questions after a three-month absence from Russia. Oh, if only I could hear your opinion now! Your advice or the advice of my brother could free me from these troubles. Yours, P. T.