Letter 833

Tchaikovsky Research
Date 18/30 May–20 May/1 June 1878
Addressed to Modest Tchaikovsky
Where written Brailov
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1490)
Publication Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 167–168 (abridged)
П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 407–412 (abridged)
П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 166–167 (abridged)
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 262–267 (abridged)
П. И. Чайковский. Забытое и новое (1995), p. 122 (abridged)
Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 162–164 (English translation; abridged), p. 536
Неизвестный Чайковский (2009), p. 258–264

Text

Russian text
(original)
Браилов
18 мая

Я отошлю завтра это письмо прямо в Гранкино. Мне приятно будет, если ты, приехавши туда, уже найдёшь мою цидулку. Милый Модя мой! Как бы мне было здесь чудно хорошо, если б я мог знать, что и тебе хорошо. Но увы, хотя я и знаю, что ты в Каменке, но знаю также, что пребывание там отравлено для тебя, во-1-х, предстоящей поездкой в Гранкино; во-2-х, моим отсутствием. Последнее предположение не свидетельствует о моей нескромности; я наверное знаю, что насколько разлука с тобой отравила моё пребывание здесь, настолько и ты должен страдать оттого, что недостаёт меня. Но тут время, разумеется, имеет большое значение. Сегодня я уже менее тоскую, чем вчера, а завтра буду тосковать менее, чем сегодня. Вчера приезд Алёши очень утешил и обрадовал меня. Впрочем, подробности о вчерашнем вечере и сегодняшнем дне ты узнаешь из моего письма, которое я адресую к Саше. Если оно уже тебя не застанет, то тебе перешлют его.


19 мая
7 ч[асов] веч[ера]

Сейчас возвратился с гулянья в очень весёлом расположении духа, как вдруг мне падали депешу из Каменки, из коей узнаю, что телеграмма, посланная мною третьего дня из Жмеринки, не дошла. Весьма эта меня удивляет и огорчает.

Представь себе, Модя, что, несмотря на то, что я совершенно свободен, что мне никто не мешает и никто ни в чем не стесняет, — я всё-таки не успеваю сделать всего, что бы хотелось, и это меня немножко раздражает. Хотел сегодня утром переписать пиэсу скрипичную и не успел дописать и половины. Хотел написать письмо и Котеку, и тебе, и Над[ежде] Фил[аретовне] — и не имею времени докончить сей листок, ибо хочу до заката солнца погулять, а потом ужинать, играть и спать. Как я исполню намеренье написать все три письма?

Я продолжаю быть вполне довольным Браиловым. В нем нет прелести характерности, в нем ничто не напоминает старину, — все с иголочки, и вообще дом напоминает скорей городской, чем деревенский. Но зато все так роскошно, широко, комфортабельно. Сад мне все более и более нравится. Сегодня я перелез через стену сада, и передо мной невдалеке открылся небольшой квадратный лесочек. Я тотчас туда отправился. Оказалось, что эта остатки сада, когда-та разведённого католическими монахами имеющегося здесь монастыря, бывшего до 1840 г. католическим. От стены, которой он был обведён, остались руины ворот довольно живописных. Деревья старые, толстые, трава густая, сочная — просто прелесть что такое. Место это мне нравится больше всего из того, что я видел. Тут есть обширное поле для воображения. Я сел под огромный дуб, стал воображать, как некогда тут гуляли монахи, как они смиряли плоть. От плоти два шага до обуревающей меня страсти. Я стал думать об Аст[aпке] с страстью, с непобедимой жаждой упиться её прелестями и тут... Ничего, ничего... молчание!

Алёша очень мил. Впрочем, об нем завтра.


20-го мая

Получил сегодня твоё письмо. Если ты поставил себе за дачей расстроить меня, — то цель твоя вполне достигнута! Да! Мне очень больно и очень жаль, что ты заговариваешь опять совершенно серьёзно о предмете, который я считал уже исчерпанным. Я думал., что ты., наконец, привык к мысли о там, что наши мечты жить вместе суть только мечты, совершенно неприложимые к жизни. Ты опять! Моденька, я тебе в последний раз скажу по этому поводу то, что думаю, и очень коротко.

1) Уж если тебе жить в Москве, то только у меня или со мной, это все равно. Жить тебе отдельно или у Кольрейфов, как ты предполагал, — лишено всякого смысла. Наконец, уж если пошло на сравнение, то жизнь с грубоватым, но честным Конради и с его глупой, пошлой, капризной, но цивилизованной женой лучше, чем жизнь с ростовщиком Кольрейфом, старичишкой, пользующимся самой жалкой репутацией, и его женой, сквозь видимую ласковость которой я никогда не мог привыкнуть равнодушно усматривать, как она аккуратно напоминала мне об уплате самых жидовских процентов, которые я платил и до сих пор плачу её мужу.

2) Жить тебе со мной нельзя по тысяче причинам. а) Я недостаточно всё-таки люблю Колю, чтоб ради него совершенно радикально изменить весь строй моей жизни. б) Я нахожу, что лучше Коле лицезреть разные недостатки своих родителей, по поводу которых ты вывел софистическое заключение, что для его совершенствования вредно быть свидетелем различных проявлений этих недостатков (да и у кого их нет?), чем лицезреть мои пороки и мои недостатки, от которых ради него я не имею сил отделаться. в) ответственность. которая легла бы на меня с той минуты, как я бы сделался главой семейства, в которое попал бы Коля, — мне не по силам. г) я не хочу, чтоб злые языки начали язвить невинного ребёнка, про которого неизбежно стали бы говорить, что я готовлю себе в нем любовника, да притом немого, чтобы избегнуть сплетней и толков; д) я слишком раздражителен. слишком дорожу абсолютным покоем, чтобы не тяготиться постоянною жизнью с ребёнком, да притом таким трудным и болезненно суетливым, как Коля; е) в принципе я вообще против сожительства с кем-либо, даже с самыми дорогими и близкими людьми. Это порождает денежные расчёты. А там, где денежные расчёты, всегда может явиться недоразумение. Другое дело, если б ты, напр[имер], приехал жить ко мне хотя бы на целые годы, но один, т е. гостить у меня. Но раз что ты поселишься со мной и с Колей, который богаче нас обоих, я буду смотреть на тебя как на самостоятельного сожителя, и тут появится тысяча разных маленьких сомнений, недоразумений, разъяснений. которые ни к чему хорошему не приведут.

Но ты заметишь, что я рассуждаю как эгоист и что пора перейти от забот о моем собственном благополучии к твоему. Итак, теперь я буду рассматривать неудобства твоего разрыва с Конради с точки зрения твоих нравственных и матерьяльных интересов.

3) а) Нечего правду таить. Когда ты, увлечённый своим желанием разъехаться с Алиной Ивановной, говоришь, что удовольствуешься 3 и даже 2 тысячами, лишь бы добиться цели, то я не могу в глубине души не удивляться твоей наивности и твоему незнанию самого себя. Уж вот именно: кто бы другой говорил, а не ты. Несмотря на все неблагоприятные стороны твоего трудного и тяжёлого положения. всё-таки, ввиду твоего колоссального неумения обращаться с деньгами, я считаю для тебя большим счастьем, что ты живёшь на всем готовом. Ты иначе и не можешь жить. А кому, как не родителям Коли, естественнее и проще всего взять на себя заботы о твоей обстановке, т. е. об том, чтоб у тебя были обеспечены все главные жизненные потребности, как-то: квартира, стол, прислуга и прачка. б) Ты напрасно, читая эти строки, заподозриваешь, что я не хочу стать на твою точку зрения, т. е. забываю твою ненависть к А[лине] И[вановне]. На это я тебе скажу, что ты, наверно, не больше её ненавидишь, чем я ненавидел Рубинштейна, об чем я, впрочем. никому никогда не говорил. И всё-таки я жил с ним. ибо это было нужно, и терпел до тех пор, пока не явилась возможность переехать от него без ссоры и неприятностей; в) ссора и неприятности с Конради неизбежны. если ты от них уйдёшь с Колей, и это будет отзываться очень тяжело на Коле, а тебе совершенно отравит твою мнимую свободу. г) Свобода твоя будет только мнимая. Будучи в денежном отношении в зависимости от Конради, ты не сделаешься свободным человеком, но разница та, что, оставаясь у них, зависимость твоя нормальна, а переехавши от них, зависимость твоя ненормальна. д) Переехавши от Конради. твои обязанности усложнятся в 10 раз, ибо что бы ты ни говорил, а для тебя очень важно то, что, живя у них, ты можешь уходить из дому сколько угодно; поселившись же с Колей отдельно, ты будешь прикован к дому вечно. е) Нет никакого сомнения, что в первый же месяц после твоего переселения ты ощутишь денежные затруднения. Пока ты их ощущал только на себе, большой беды не было. но когда ты с ужасом увидишь, что Недостаток денег отзывается на Коле. ты будешь глубоко страдать, в тысячу раз больнее, ядовитее, чем страдаешь теперь от антипатии к Ал[ине] И[вановне].

Ах! я мог бы привести ещё тысячу аргументов. Но к чему? Главная суть в том, что я знаю, я чувствую. я предвижу множество бедствий, если ты, не послушавши меня, всё-таки сделаешь по-своему. В вопросе о переселении от Конради ты также слеп, как я был слеп в прошлом году по поводу женитьбы. Если не так же, то почти так же. Скажи, пожалуйста, Модя, неужели ты думаешь, что я бы не почёл величайшим счастьем жить с тобой при других, благоприятных, нормальных условиях? Неужели ты можешь сомневаться в моей безграничной любви к тебе? Пожалуй, сомневайся. Но я в твоей любви ко мне не сомневаюсь ни минуты, и вот жертва, которой я прошу у тебя для меня. Пожалуйста, в виде жертвы, ради меня, оставь, забудь своё намеренье уехать от Конради. Относительно тебя я могу быть покоен только, пока ты с Колей у них. Постарайся подавить в себе враждебность к матери Коли. Она всё-таки его мать. Живи так, чтоб поменьше видеться и встречаться с ней, но всё-таки живи у них. Это так должно быть. Ибо ты столько же серьёзен, неподражаем, велик (sic!) в исполнении своего долга относительно Коли, сколь легкомыслен в жизни. Если ты думаешь, что оказываешь мне услугу, бросая Конради и переселяясь ко мне или близ меня, то очень заблуждаешься. Это принесёт мне только массу тревог, забот и мук, — а у меня их, ей-Богу, было уж довольно. Кто знает может быть, обстоятельства переменятся, может быть, судьба сама собой, без насилования её, устроит наше сожительство? Жизнь моя в Москве непрочна. Может быть, я переселюсь к тебе или поблизости от тебя! Тогда другое дело. Но, ради Бога, не предпринимай ничего теперь. Уж если ты предлагаешь Конради посвящать им все летние месяцы, то не лучше ли тебе помириться с status quo и, продолжая по-прежнему жить с ними зимой, летом в виде каникул жить со мной, с Сашей, в Каменке, за границей, где бы то ни было. Ну, делай как хочешь. Я теперь говорил об этом в последний раз. Своего мнения я не изменю. Мне очень досадно будет, если ты рассердишься на меня. Что бы ты ни сделал, моя любовь к тебе никогда не поколеблется, — но я никогда не помирюсь с мыслью, что ты легкомысленно взял на себя такую обузу, с которой нелегко справиться. Что касается убийственной мысли, что, любя тебя и Толю больше всего в мире, я обречён жить вдали от Вас, то я к этому уже достаточно привык, и притом я вовсе не теряю надежды, что судьба когда-нибудь соединит нас. Впрочем, и то сказать! Может быть, в этом есть и хорошая сторона. Сколько радости и счастья доставляют мне свидания с вами! Как приятна среди жизненной рутины лелеять себя надеждами таких свиданий, ожидать их как праздника! Притом же мой странный, раздражительный нрав à la longue должен быть утомителен и тяжёл для постоянного сожительства.

Сейчас еду кататься на завод. По возвращении допишу письмо.


7 часов вечера

Ездил в завод, который грандиозен и великолепен. Брал с собой Алёшу. Директор завода (граф Сципио) провёл меня по всему заводу и относился ко мне, как к начальнику. Я конфузился. Оттуда поехали в лес, но едва приехали, как началась гроза. Я струхнул, и мы отправились назад, хотя туча прошла, едва помочивши землю. Меня теперь беспокоит, что ты рассердишься на это письмо. Пожалуйста, прости, Модя мой милый, если я что-нибудь высказал резко. Ей-Богу, мною руководит единственно желание тебе блага. На твои отношения к Коле я смотрю как на крест, который ты несёшь с великой христианской добродетелью. Зачем это все случилось? Может быть, к лучшему, может быть, нет, — но я очень хорошо понимаю всю тяжесть этого креста. И тем не менее сердце моё чует много бед, если ты меня не послушаешь. Впрочем, делай как знаешь. Во всяком случае, ты будешь всегда занимать львиную часть моего сердца.

Алёша очень мил и забавен. Видя, как все падают ниц в Моем присутствии, и он обращается со мной почтительнее обыкновенного. Во время прогулок с ним по лесу всё-таки та о том, то о другом поспорим. Моё знание русского языка обогатилось вследствие его болтовни. Шамарова куча — значит муравьиная куча; труп мёртвой собаки на его языке называется требушина и т д.

Мне было бы совсем хорошо и весело, но ты меня беспокоишь. Когда-то дойдёт до тебя это письмо? Между тем ты, едва приехавши в Гранкино, начнёшь предпринимать меры, и я неприятности. Об одном прошу тебя: непременно нам нужно в июле повидаться; если ты захочешь, чтоб я съездил в Гранкино, — я готов, но нам нужно ещё пожить вместе в Вербовке. Ради Бога! Страстно тебя обнимаю.

Твой П. Чайковский