Letter 864

Date	29 June/11 July 1878
Addressed to	Nadezhda von Meck
Where written	Verbovka
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 2948)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 188 (abridged) П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 1 (1934), p. 379–380 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 322–323 To my best friend. Correspondence between Tchaikovsky and Nadezhda von Meck (1876-1878) (1993), p. 300–301 (English translation)

Text

Russian text (original)

Вербовка 29 июня 1878 В день, когда я послал Вам моё последнее письмо, получил я длинное послание от известной особы. Я не хочу и не могу скрыть от Вас, друг мой, что все эти дни я нахожусь под впечатлением этого послания. Оно все состоит из оскорбительных дерзостей, из совершенно непостижимых бессмыслиц. Оскорбления её до меня, разумеется, не доходят, и я вполне к ним равнодушен; меня беспокоит не это. Но из письма её явствует, что она если не лишилась, то лишается здравого рассудка. Кто знает, до чего она в состоянии дойти! Ввиду этого непостижимого безумия решительно не знаешь, на какой ligne de conduite следует остановиться. Невозможно догадаться, чего она хочет и чего добивается? Она, кажется, и сама этого не знает. Представьте, что, например, она предлагает мне, чтоб я явился к ней в Москву, чтоб мы вместе с ней отправились к людям (???) и чтоб эти люди нас судили и развели. При этом она берётся доказать людям, что она не виновата, точно будто я хоть раз в чем-нибудь и когда-нибудь обвинил эту абсолютную невменяемость. Сколько я ни писал ей, что уж пора кончить разъяснения и остаётся только определить мои материальные обязательства относительно её, а она по-прежнему старается в ярких красках описать всю низость и черноту как моей души, так моих братьев и сестры. Я написал ей, что все её письма отныне будут возвращаться к ней нераспечатанными, а все денежные расчёты будут производиться через Юргенсона. Надежда Филаретовна! Я хотел бы уплатить ей в августе ту сумму, которая ей нужна, чтоб не был продан принадлежащий ей по наследству от отца лес. Мне непременно хочется, чтоб она была лишена всякого права обвинять меня в материальных утратах. Но вряд ли мне удастся дать ей эту сумму в виде уплаты помесячной пенсии за несколько лет вперёд. Во всяком случае, мне нетрудно будет из имеющихся в виду средств уплачивать ей 100 р[ублей] в месяц. Только имея в виду эту периодическую уплату, она, угрожаемая лишиться её, в состоянии сдерживать себя от своих преследований. Уплатив её долг и таким образом обеспечив её имущество, я назначу ей 100 рублей пенсии *, — но условно, т. е. с тем, чтобы она жила в другом городе (что для неё не составляет никакого стеснения, ибо она со всеми родными в ссоре, а друзей у неё нет) и чтобы вела себя так, как бы её не было вовсе, в чем она и должна будет дать подписку. За нарушение же этого условия она будет лишаться части своей пенсии. Если ещё с ней возможен какой-нибудь разговор, то цифрами, ибо слов она решительно не понимает. Чтобы удовлетворить её, я попрошу Вас или оставить мне в Браилове (если это возможно), или прислать мне 2500 рублей, или же, наконец, прислать мне Вашего Ивана Васильева; впрочем, об этом ещё я буду писать Вам. Ну, теперь пока довольно об этом грустном, убийственном предмете. Вербовка мне очень нравится. Я очень доволен, что не вижу, не слышу, не обоняю жидов. После Каменки нельзя достаточно нарадоваться на здешнюю тишину, на чистый воздух и простоту нравов. Собственно моё жилище гораздо менее удобно, чем была моя каменская хатка, где я имел полную возможность уединяться. Здесь нам всем теснее, — но зато и веселее на душе. Днём недостаёт тени: сад молодой, посаженный зятем 5 лет тому назад, — но под вечер и утром очень хорошо. Лес очень далеко отсюда, так что все мои прогулки ограничены полями, — но местность холмистая и не лишённая некоторой живописности. Все было бы хорошо, кабы на душе было совсем покойно. Будущее всё-таки тревожит и пугает меня. Но беспокойство и тревога эта временные. Не теряю надежды, что все уладится. До свиданья, милый, добрый, горячо любимый друг. Что бы я сделал, кабы судьба не послала мне Вас? Ваш П. Чайковский * как было до сих пор.