Letter 686

Date	11/23 December–14/26 December 1877
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Venice
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, Nos. 1124–1126)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 64 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 332–334 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 130–131 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VI (1961), p. 300–302 (abridged) Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 127–129 (English translation; abridged) П. И. Чайковский. Забытое и новое (1995), p. 124 (abridged) Неизвестный Чайковский (2009), p. 230–232

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Воскресенье 23/11 дек[абря] 1877 Кончил сегодня самую трудную часть симфонии, первую. После завтрака мы ездили в Лидо, пили кофе в том же ресторане на берегу моря и долго собирали раковины. Алёша с таким наслаждением и увлечением предавался этому занятию (он набрал чуть не целый пуд), что и мне было весело. Возвращение назад было сопряжено с приключениями. Внезапно напал такой туман, что в двух шагах буквально ничего не было видно; вследствие этого мы вышли из фарватера, сбились, чуть не наехали на барку, останавливались, садились на мели и т. д., словом, вместо получаса ехали больше часа. Холод ужасный. На вчерашнюю телеграмму к Moдесту ответа до сих пор нет. Теперь 11 часов. В 8 час[ов] мы по обыкновению пили чай. В 9 мне захотелось гулять идти и я отправился. Известные тебе руфьяны догадались, чего мне нужно, и устроили мне сегодня целую травлю. Приманкой свод для зверя (т е. меня) служило очень хорошенькое существо, с которым они надеялись взять меня в свои сети. Я боролся ужасно, потому что приманка подействовала, — но выдержал характер. Хотят ли они меня шантажировать или просто содрать денег, но я не дам себя одурачить. Чтоб испытать их, я сделал вид, что слежу за приманкой, и пошёл за ней. Когда она наконец вышла на какую-то площадь, и я за ней, я остановился около кафе. Едва я успел встать в тени, как прошмыгнули оба руфьяны, следившие за нами. Через несколько времени они прошли. Тогда, чтоб покончить все это, я подошёл к одному из них (помнишь, курчавому) и сказал ему прямо: «Оставьте Ваши хлопоты, я понимаю, зачем вы меня преследуете. Вы очень ошибаетесь. Но если Вы будете приставать, — то смотрите!..» Они ничего не ответили, и я ушёл с торжеством. Но какая чудная, притягательная приманка! Будь покоен; честное слово я останусь победителем над собой... Pour la bonne bouche оставляю благодарность тебе за милое, в высшей степени успокоительное письмо твоё, полученное мною сегодня. Я так был счастлив, читая его! Оно сулит мне так много хорошего. Предложение Саши жить в Вербовке не принимаю. Ты сам понимаешь, что это было бы как-то странно: ни то ни се. Притом же теперь и речи не может быть о возвращении в Россию: Модест едет сюда! Летом другое дело. Перспектива жить в Вербовке очень мне улыбается. До завтра, Толя! Крепко тебя целую. 24/12 дек[абря] 1877 В твоём вчерашнем письме сказано: «завтра напишу опять». Я сегодня и ждал письма не без волнения, но не получил ничего. Зато получил от Модеста телеграмму, что Алина родила и что в будущий вторник он выезжает. Я решил в пятницу отправиться в Сан-Ремо, чтобы приготовить помещение подешевле и получше. На один день остановлюсь в Милане. Сегодня не произошло ничего особенного. Работал по обыкновению. В обычные часы гулял. Руффьяны сегодня уже не подходили и приманки не было. Я тебе ещё ни разу не писал о голубях. Теперь уже я их кормлю ежедневно и научился делать так, что они обсаживают меня всего с ног до головы. Даже ссорятся и дерутся, сидя у меня на голове или на руке. Я покину Венецию без сожаления. Тем не менее, я должен сказать, что, может быть, именно благодаря венецианской тишине и миру я так хорошо (тьфу, тьфу, тьфу) себя чувствую эти последние дни. Нервы изумительно успокоились. Сплю я отлично, но, впрочем, каждый вечер незадолго до сна я выпиваю или пива, или рюмки две коньяку. Аппетит всегдашний, т е. отличный. Разумеется, всем этим я обязан симфонии, но только благодаря венецианской однообразной жизни и отсутствию всяких развлечений я мог так упорно и так усидчиво заниматься. Когда я писал оперу, я не испытывал того чувства, какое даёт мне симфония. Там я пишу наудачу: может быть, годится, а может быть, ничего не выйдет. Симфонию я пишу с полным созданием, что это произведение недюжинное и наиболее совершенное по форме из всех моих прежних писаний. Читаю я все ещё Пендениса, перемежая это чтение с Историей Наполеона. Перед сном аккуратно каждый день прочитываю две газеты: Italie и Gazetta di Venezia. До завтра, мои милый. 25/13. Вторник Сегодня здесь рождество. Оно празднуется так же, как у нас, т. е. все сидят дома. На улицах совершенно пусто. После двухнедельной превосходной погоды сегодня идёт в первый раз дождь. Я работал по обыкновению. Вечером хотел идти в театр, но одному скучно, а Алёше очень не хотелось. Остались дома, пили чай, я сделал небольшую вечернюю прогулку и теперь собираюсь почитать. Это для меня самый приятный час дня. Закрывши ставню, я могу добиться безусловной тишины. Алёша спит. Тишина безусловная до такой степени, что слышно, как лампа горит. Думаю, мечтаю, читаю, вспоминаю, — словом, отдыхаю. От тебя опять не было письма. Это меня немножко беспокоит. От Котика получил целых два. Покойной ночи. Среда, 26/14 де[кабря] Наконец сегодня получил твоё второе письмо. Оно мне доставило неизъяснимое удовольствие. Все, что ты в нем сообщаешь, до крайности мне приятно, но всего приятнее то, что я начинаю привыкать к мысли о возможности жить в Каменке летом. Т. е. не в Каменке, а в Вербовке, именно это-то мне и приятно. Когда ты получишь это письмо, я уже буду в San-Remo. Прочёл сегодня в путеводителе Бедекера статью о Сан-Ремо. Место восхитительное, — впрочем, я его помню, когда проезжал мимо в 1871. Но там не особенно дёшево. С тех пор, как там жила императрица, оно сделалось модным местам. Теперь там обретается Велик[ая] кн[ягиня] Ольга Николаевна, корол[ева] Вюртемб[ергская]. Но отелей и пансионов множество. Сегодня я работал от утра до завтрака и от завтрака, после небольшой прогулки, до самого обеда, не вставая. Я почти кончил 3-ю часть симфонии. Вечером ходил в Birraria di Genova, — кафешантан, очень слабый. Но я с великим удовольствием выпил 2 кружки пива. С нетерпением ожидаю твоего письма из Москвы. Много тебе возни из-за меня, мой милый! Ник[олай] Льв[ович] до сих пор никакого отчёта и никакого письма мне не прислал. Целую тебя, голубчик мой. Твой П. Ч.

Sunday 23/11 December 1877 Today I finished the most difficult movement of the symphony: the first. After lunch we went to the Lido, drank coffee in the same restaurant on the sea shore, and spent ages collecting shells. Alyosha indulged in this activity with such enthusiasm and enjoyment (he gathered almost a whole pood), that I had fun as well. The journey back was associated with adventure. Suddenly a fog descended, such that literally nothing could be seen two steps away; as a result, we strayed from the shore, almost running into a boat, stopped, became stranded again, etc.; in short, instead of half an hour we walked for more than an hour. It was awfully cold. My telegram to Modest yesterday remains unanswered. It's now 11 o'clock. At 8 o'clock I drank tea as usual. At 9 I wanted to go for a walk, and I set off. The ruffians known to you have guessed what I want and today established a whole campaign to bait me. The bait for the beast (i.e. me) came in the guise of a most attractive creature, with whom they hoped to lure me into their nets. I struggled terribly, because the bait was effective — but I retained my composure. Whether they want to blackmail me or are simply after money, I won't let myself be taken in. In order to test them, I made as if I were watching the bait, and followed her. When she finally emerged into some square, with me following, I stopped near a café. I barely managed to hide in the shadows when both of the ruffians who'd been watching us slipped past. After some time they left. Then, in order to put an end to it all, I went up to one of them (you remember, the curly one) and told him directly: "Trouble yourself no more, I understand why you are following me. You are very much mistaken. But if you are going to to bother me — then watch out...!". They didn't answer, and I left triumphantly. But such wonderfully attractive bait! Rest assured: on my word of honour, I shall remain victorious over myself. Pour la bonne bouche, I remain grateful for your sweet, extremely reassuring letter, which I received today. I was so happy reading it! It bodes so well for me. I won't accept Sasha's offer to live in Verbovka. You yourself understand that it would be rather strange: neither one thing nor the other. Moreover, there can now be no talk about returning to Russia: Modest is coming here! The summer is another matter. The prospect of living in Verbovka appeals to me greatly. Until tomorrow, Tolya. I kiss you very hard. 24/12 December 1877 Your letter from yesterday says; "I'll write again tomorrow". Today I waited for a letter, not without excitement, but received nothing. Then a telegram came from Modest that Alina had given birth, and that he was leaving next Tuesday. I'ave decided to go to San Remo on Friday, in order to prepare cheaper and better accommodation. I'll be stopping in Milan for a day. Nothing in particular happened today. I worked as usual. Walked at the customary hours. The ruffians didn't come today, and there was no bait. I've never written to you before about the pigeons. I now feed them every day, and have learned to make them sit all over me from head to toe. They even quarrel and fight while sitting on my head or on my arm. I am leaving Venice without regret. Nevertheless, I must say that it's perhaps precisely because of the Venetian peace and quiet that I feel so good (touch wood) in myself these last few days. My nerves have become astonishingly calm. I sleep splendidly, although every evening shortly before bed I drink either beer or a couple of glasses of cognac. My appetite is the same as always, i.e. splendid. Naturally, I owe all this to the symphony, but it was only thanks to the monotony of Venetian life and the lack of any entertainment that I was able to occupy myself so persistently and so diligently. When I wrote the opera, I didn't experience the same feeling as the symphony affords me. Here I write freely: perhaps it will work out, perhaps nothing will come of it. I'm writing the symphony in the full knowledge that this is an extraordinary work, and more perfect in form than anything I've written before. I'm still reading Pendennis, alternating this with the History of Napoleon. Before bed I regularly read two newspapers each day: Italie and Gazetta di Venezia. Until tomorrow, my dear. 25/13. Tuesday Today is Christmas here. They celebrate it just as we do, i.e. everyone sits at home. The streets are utterly deserted. After two weeks of excellent weather, today is the first time it's rained. I worked as usual. In the evening I wanted to go to the theatre, but it is tedious alone, and Alyosha wasn't very keen. we stayed home, drank tea, I took a short evening stroll, and now I'm going to read. This is the most pleasant hour of the day for me. By closing the shutters, I can achieve absolute silence. Alyosha is asleep. The silence is so absolute that you can hear the lamp burning. I think, dream, read, remember — in short, I rest. There was no letter from you again. This worries me somewhat. I received two from Kotik. Good night. Wednesday, 26/14 December Finally today I received your second letter. It afforded me indescribable pleasure. Everything you say in it pleases me to the extreme, but the most pleasant thing of all is that I'm starting to become accustomed to the the possibility of living at Kamenka in the summer, i.e. not in Kamenka, but rather in Verbovka, which is precisely what I'm pleased about. When you receive this letter, I'll already be in San-Remo. I read the article about San-Remo in Baedeker today. It's a delightful place — which I remember anyway when I passed it by in 1871. But it isn't particularly cheap. Since the Empress lived there, it's become a fashionable place. Now the Grand Duchess Olga Nikolayevna, Queen of Wurttemberg, resides there. But there are plenty of hotels and boarding houses. Today I worked from morning until lunch, and from lunch, after a short walk, until dinner, without rising. I've almost finished the 3rd movement of the symphony. In the evening I went to the Birraria di Genova — a rather feeble café chantant. But I still downed 2 mugs of beer with great relish. I'm impatiently awaiting your letter from Moscow. You've gone to a lot of trouble for me, my dear! Nikolay Lvovich still hasn't sent me any account or letter whatsoever. I kiss you, my golubchik. Yours P. T.