Letter 686
Date | 11/23 December–14/26 December 1877 |
---|---|
Addressed to | Anatoly Tchaikovsky |
Where written | Venice |
Language | Russian |
Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, Nos. 1124–1126) |
Publication | Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 64 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 332–334 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 130–131 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VI (1961), p. 300–302 (abridged) Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 127–129 (English translation; abridged) П. И. Чайковский. Забытое и новое (1995), p. 124 (abridged) Неизвестный Чайковский (2009), p. 230–232 |
Text
Russian text (original) |
Воскресенье 23/11 дек[абря] 1877 Кончил сегодня самую трудную часть симфонии, первую. После завтрака мы ездили в Лидо, пили кофе в том же ресторане на берегу моря и долго собирали раковины. Алёша с таким наслаждением и увлечением предавался этому занятию (он набрал чуть не целый пуд), что и мне было весело. Возвращение назад было сопряжено с приключениями. Внезапно напал такой туман, что в двух шагах буквально ничего не было видно; вследствие этого мы вышли из фарватера, сбились, чуть не наехали на барку, останавливались, садились на мели и т. д., словом, вместо получаса ехали больше часа. Холод ужасный. На вчерашнюю телеграмму к Moдесту ответа до сих пор нет. Теперь 11 часов. В 8 час[ов] мы по обыкновению пили чай. В 9 мне захотелось гулять идти и я отправился. Известные тебе руфьяны догадались, чего мне нужно, и устроили мне сегодня целую травлю. Приманкой свод для зверя (т е. меня) служило очень хорошенькое существо, с которым они надеялись взять меня в свои сети. Я боролся ужасно, потому что приманка подействовала, — но выдержал характер. Хотят ли они меня шантажировать или просто содрать денег, но я не дам себя одурачить. Чтоб испытать их, я сделал вид, что слежу за приманкой, и пошёл за ней. Когда она наконец вышла на какую-то площадь, и я за ней, я остановился около кафе. Едва я успел встать в тени, как прошмыгнули оба руфьяны, следившие за нами. Через несколько времени они прошли. Тогда, чтоб покончить все это, я подошёл к одному из них (помнишь, курчавому) и сказал ему прямо: «Оставьте Ваши хлопоты, я понимаю, зачем вы меня преследуете. Вы очень ошибаетесь. Но если Вы будете приставать, — то смотрите!..» Они ничего не ответили, и я ушёл с торжеством. Но какая чудная, притягательная приманка! Будь покоен; честное слово я останусь победителем над собой... Pour la bonne bouche оставляю благодарность тебе за милое, в высшей степени успокоительное письмо твоё, полученное мною сегодня. Я так был счастлив, читая его! Оно сулит мне так много хорошего. Предложение Саши жить в Вербовке не принимаю. Ты сам понимаешь, что это было бы как-то странно: ни то ни се. Притом же теперь и речи не может быть о возвращении в Россию: Модест едет сюда! Летом другое дело. Перспектива жить в Вербовке очень мне улыбается. До завтра, Толя! Крепко тебя целую. 24/12 дек[абря} 1877 В твоём вчерашнем письме сказано: «завтра напишу опять». Я сегодня и ждал письма не без волнения, но не получил ничего. Зато получил от Модеста телеграмму, что Алина родила и что в будущий вторник он выезжает. Я решил в пятницу отправиться в Сан-Ремо, чтобы приготовить помещение подешевле и получше. На один день остановлюсь в Милане. Сегодня не произошло ничего особенного. Работал по обыкновению. В обычные часы гулял. Руффьяны сегодня уже не подходили и приманки не было. Я тебе ещё ни разу не писал о голубях. Теперь уже я их кормлю ежедневно и научился делать так, что они обсаживают меня всего с ног до головы. Даже ссорятся и дерутся, сидя у меня на голове или на руке. Я покину Венецию без сожаления. Тем не менее, я должен сказать, что, может быть, именно благодаря венецианской тишине и миру я так хорошо (тьфу, тьфу, тьфу) себя чувствую эти последние дни. Нервы изумительно успокоились. Сплю я отлично, но, впрочем, каждый вечер незадолго до сна я выпиваю или пива, или рюмки две коньяку. Аппетит всегдашний, т е. отличный. Разумеется, всем этим я обязан симфонии, но только благодаря венецианской однообразной жизни и отсутствию всяких развлечений я мог так упорно и так усидчиво заниматься. Когда я писал оперу, я не испытывал того чувства, какое даёт мне симфония. Там я пишу наудачу: может быть, годится, а может быть, ничего не выйдет. Симфонию я пишу с полным созданием, что это произведение недюжинное и наиболее совершенное по форме из всех моих прежних писаний. Читаю я все ещё Пенлениса, перемежая это чтение с Историей Наполеона. Перед сном аккуратно каждый день прочитываю две газеты: Italie и Gazetta di Venezia. До завтра, мои милый. 25/13. Вторник Сегодня здесь рождество. Оно празднуется так же, как у нас, т. е. все сидят дома. На улицах совершенно пусто. После двухнедельной превосходной погоды сегодня идёт в первый раз дождь. Я работал по обыкновению. Вечером хотел идти в театр, но одному скучно, а Алёше очень не хотелось. Остались дома, пили чай, я сделал небольшую вечернюю прогулку и теперь собираюсь почитать. Это для меня самый приятный час дня. Закрывши ставню, я могу добиться безусловной тишины. Алёша спит. Тишина безусловная до такой степени, что слышно, как лампа горит. Думаю, мечтаю, читаю, вспоминаю, — словом, отдыхаю. От тебя опять не было письма. Это меня немножко беспокоит. От Котика получил целых два. Покойной ночи. Среда, 26/14 де[кабря] Наконец сегодня получил твоё второе письмо. Оно мне доставило неизъяснимое удовольствие. Все, что ты в нем сообщаешь, до крайности мне приятно, но всего приятнее то, что я начинаю привыкать к мысли о возможности жить в Каменке летом. Т. е. не в Каменке, а в Вербовке, именно это-то мне и приятно. Когда ты получишь это письмо, я уже буду в San-Remo. Прочёл сегодня в путеводителе Бедекера статью о Сан-Ремо. Место восхитительное, — впрочем, я его помню, когда проезжал мимо в 1871. Но там не особенно дёшево. С тех пор, как там жила императрица, оно сделалось модным местам. Теперь там обретается Велик[ая] кн[ягиня] Ольга Николаевна, корол[ева] Вюртемб[ергская]. Но отелей и пансионов множество. Сегодня я работал от утра до завтрака и от завтрака, после небольшой прогулки, до самого обеда, не вставая. Я почти кончил 3-ю часть симфонии. Вечером ходил в Birraria di Genova, — кафешантан, очень слабый. Но я с великим удовольствием выпил 2 кружки пива. С нетерпением ожидаю твоего письма из Москвы. Много тебе возни из-за меня, мой милый! Ник[олай] Льв[ович] до сих пор никакого отчёта и никакого письма мне не прислал. Целую тебя, голубчик мой. Твой П. Ч. |