Letter 718

Tchaikovsky Research
Date 5/17 January–7/19 January 1878
Addressed to Anatoly Tchaikovsky
Where written San Remo
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1138)
Publication П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 349–350 (abridged)
П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 140–141 (abridged)
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 25–26 (abridged)
Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 137 (English translation; abridged)

Text and Translation

The ellipses (...) indicate parts of the letter which have been omitted from all previous publications of this letter, and which it has not yet proved possible to restore from other sources.

Russian text
(original)
English translation
By Brett Langston
Четверг
5/17 янв[аря] 1878

Сегодня я поймал себя на том, что как бы потихоньку от себя считаю дни и часы, которые осталось здесь провести. Не могу я полюбить Сан-Ремо, да и только. Или я дошёл до того, что мне уж нигде хорошо не будет, что я вечно буду чего-то ждать и куда-то стремиться? Мы сделали сегодня довольно отдалённую прогулку по берегу моря. Места были действительно превосходные, — и я всё-таки чего-то злюсь. В горы мне просто противно ходить после случая с стариком, о котором я тебе писал. Но, пожалуйста, не заключай из этого, что я хандрю. Нисколько. Сегодня я очень много сделал и, между прочим, в полтора часа с инструментовал любимую твою арию «Любви все возрасты покорны!». Замечательно, что мне никто ничего не пишет. Тот самый Кашкин, который говорит, что меня очень любит, до сих пор не ответил мне на моё большое венское письмо. Никто из моих московских друзей, несмотря на все мои просьбы, до сих пор ещё не объяснил мне, каким способом идут мои классы, а всего лучше то, что никто ни полслова не пишет мне об «Онегине»: пойдёт ли он? а между тем прежде Рубинштейн даже просил меня дать им оперу и спрашивал, как я хочу распределить роли?

У Модеста с Колей сейчас была большая сцена. Как Коля ни просил прощенья, но Модя остался твёрд. Мальчик лёг спать и долго в постели плакал и хныкал, все прося прощенья. У меня сердце надрывалось. Наконец он заснул. Что-то теперь снится в этой маленькой головке? Ах, какая у него чистая, незлобивая душа! Что за чудный нрав. Для меня большое счастье близость этого ребёнка. Целую.


6/18 янв[аря]. Пятница.

Толя! Думал я, думал, писать или не писать тебе о том, что произошло сегодня, и в конце концов решил написать. Как-то мне странно скрывать от тебя что бы то ни было. Только ты, пожалуйста, не волнуйся и не сердись на виновника сегодняшней неприятности, — он действовал в совершенном неведении. Помнишь моё венецианское подозрение насчёт Алёши? Эти подозрения охватили и Модеста. Несмотря на сильный протест, мы все вместе отправились к доктору. Пока Модест с виновником сидел на докторской аудиенции, я ожидал результата с неописанным волнением. Наконец оба вышли. Я предчувствовал правду. У него венера. Не буду тебе описывать, что я почувствовал, удостоверившись в истине. Дома произошла ужасная сцена. Ввиду того, что с нами Коля, я предложил виновнику одно из двух: или ехать в Берлин лечиться под руководством Котека или в Петербург — под твоим. Слезы, горе, отчаянье. Доктор сказал, что опасности заразиться от него никакой нет. Мы решил было однако же уехать все в Ниццу, чтобы устроить ему отдельное жилье, теперь колеблемся. Завтра решим. [...]


Суббота. 19/7 янв[аря] 1878.

Вчера я узнал, что здесь есть русской доктор, и решился посоветоваться с ним. [...]

Доктор говорит, что здесь Алёша вылечится гораздо скорее, и потому нет никакого основания посылать его отсюда. Русский доктор представляет то удобство, что не нужно будет ходить с Алёшей вместе, и ещё то, что он берётся все устроить относительно помещения а больницу. Все это меня очень утешило. Разумеется только, что наши планы должны рушиться. Придётся остаться здесь долее, нежели я думал. Что бы я делал, если б не было Модеста, — я просто с ума бы сходил! А теперь, благодаря его присутствию, я покоен. А что придётся подольше жить здесь, это не беда. Пожалуйста, не волнуйся за меня. Я совершенно покоен и сегодня занимался как ни в чем не бывало. Вот уже 5 дней, что я не получаю никаких писем. Нежно, крепко тебя целую, мой дорогой.

Твой П. Чайковский

Само собой разумеется, что болезнь Алёши секрет.

Поцелуй от меня ручку у милого нашего Папы. Лили обнимаю.

Thursday
5/17 January 1878

Today I caught myself, almost without realising it, counting the days and hours we still have left to spend here. I just don't like San Remo, and that's that. Or have I reached the point where nowhere makes me happy, and I'll be waiting for something and striving to go somewhere for all eternity? Today we took rather a long walk along the seashore. The places were still excellent, but something's still irritating me all the same. It's simply horrible for me to go to the mountains after the incident with the old man I wrote to you about. But please don't conclude from this that I'm moping about. Not in the least. I've done a great deal today — in an hour and a half I orchestrated your favourite aria "Every age submits to love". It's remarkable that no-one has written anything to me. The same Kashkin, who says that he loves me very much, still hasn't replied to my long letter from Vienna. None of my Moscow friends, despite all my requests, have yet explained to me how my classes are going, and best of all, no-one has written a word to me about whether "Onegin" is going on! Meanwhile, Rubinstein even asked me for the opera and how I wanted to allocate the roles!

Modest and Kolya had a big scene just now. No matter how much Kolya asked to be forgiven, Modya remained steadfast. The boy went to his room and cried and whined in bed for ages, pleading for forgiveness. My heart was breaking. Finally he fell asleep. What is he dreaming now in his little head. Oh, what a pure innocent soul he has! What a wonderful nature. Having a child like that around makes me very happy. I kiss you.


6/18 January. Friday.

Tolya! I thought and thought whether or not to write to you about what happened, and in the end I decided I would write. It's strange somehow for me to keep anything from you. Just, please, don't be upset or angry with the guilty party in today's unpleasantness — he acted in complete ignorance. Do you remember my suspicions about Alyosha in Venice? Modest became suspicious too. Despite strong protests, we all went together to see a doctor. While Modest sat with the guilty party in the doctor's surgery, I anticipated the result with indescribable agitation. Finally they both emerged. I had a premonition of the truth. He has a venereal disease. I won't describe to you how I felt when the truth sank in. There was an awful scene at home. Considering that we have Kolya with us, I offered the guilty party two options: either go to Berlin for treatment under Kotek's supervision, or to Petersburg, under yours. There were tears, grief, despair. The doctor said there was no risk of becoming infected from him. However, we decided to all go together to Nice and arrange separate accommodation for him, but now we're wavering. We'll decide tomorrow. [...]


Saturday. 19/7 January 1878.

Today I learned that there was a Russian doctor here, and I decided to consult him. [...]

The doctor says that Alyosha will be cured much more quickly here, and therefore there's no reason to send him away. Having a Russian doctor is convenient because it's not necessary for us to accompany Alyosha, as well as the fact that he's undertaken to arrange everything in connection with his stay in hospital. This was all a great comfort to me. But naturally, our plans have fallen through. I'm obliged to stay here longer than I thought. What would I have done if Modest hadn't been here? I'd simply have gone out of my mind! But now, thanks to his presence, I'm calm. And if we have to stay here longer, then it's not the end of the world. Please, don't worry about me. I'm completely at ease, and I worked today as if nothing had happened. I've not received any letters for 5 days now. I kiss you gently and warmly, my dear fellow.

Yours P. Tchaikovsky

It goes without saying that Alyosha's illness is a secret.

Give dear Papa's hand a kiss from me. I hug Lili.