Letter 2362

Date	9/21 October 1883
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Kamenka
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1380)
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XII (1970), p. 252–253

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

9 окт[ября] 1883 г[ода] Каменка Хорошо, что ответ на мою телеграмму о Степане пришёл среди недели, а не в воскресенье. Злоба моя успела улечься, а то я бы тебя уничтожил стрелами своего справедливого гнева. Нет, Анатоша, в самом деле мне было ужасно досадно. Разумеется, издали трудно судить, насколько тебе необходимо было, не дождавшись Степана, нанять другого слугу, — но отсюда мне кажется, что как было не подождать? Досадно же главное потому, что я считаю Степана жертвой несправедливости и мне так хотелось, чтобы он бы блестяще вознаграждён поступлением на такое хорошее и покойное место, как у вас. Ну, нечего делать! Сегодня пришли сюда карточки Пани и Тани-миль (родительный пад[еж] мн[ожественного] числа) и произвели настоящий фурор. Тайное не то что недоброжелательство, а некоторый страх, чтобы Таня не была лучше Рины, и глухая ревность не помешали воздать должное и дочери, и матери, и можно сказать, что вся Каменка была в восторге от карточек. Я лично нахожу, что Паня лучше, чем этот портрет; фотограф хотел её подкрасить, припустил кармину на щеки и придал носу какие-то несогласные с действительностью тонкие очертания, но от этого вышло хуже, ибо карточка не передаёт милого и симпатичного выражения Пани-мили. Что касается Танюши, то она вышла очень удачно, но кажется на карточке старше и больше, чем в натуре. Зато у неё сохранилось настоящее милое выражение. Прожив ещё три дня (после написания последнего письма в Вербовке), я переехал сюда на вновь отделанное моё помещение. Лёвушка устроил у меня камин, и это очень украсило мою комнату. Сплю я теперь, как когда-то прежде, в соседней маленькой комнатке. Мне очень удобно и хорошо. Жизнь идёт монотонно-приятно, по-деревенски, как я люблю. Отсутствие мальчиков очень даёт себя чувствовать, и я часто грущу, что не вижу Бобика. Ука никоим образом не может заменить мне его. Веруша всё ещё здесь. От Тани из Парижа не особенно хорошие известия, — но ничего особенно дурного тоже нет, — просто томится и скучает, как везде и всегда. Моя работа идёт хорошо; я уже принялся за финал Паниной сюиты. Крепко обнимаю тебя, голубчик. Паничку милую целую в ручки и в лобик, и Танюшу во все места. Будьте здоровы, милые мои. П. Чайковский Я немножко обиделся, что мне не прислано карточек.

9 October 1883 Kamenka It's a good thing that the reply to my telegram about Stepan came in the middle of the week, rather than on a Sunday. My anger had time to subside, otherwise I would have destroyed you with the arrows of my righteous anger. No, Anatosha, I actually was terribly annoyed. Naturally, it's hard to judge from afar how necessary it was for you to engage another servant without waiting for Stepan, but from here I cannot think why you couldn't have waited? The most annoying thing is that I consider Stepan a victim of injustice, and so I wanted for him to be splendidly rewarded by being taken on in such a good and settled position with you. Well, there's nothing to be done! Today the pictures of Panya- and Tanya-dears (the genitive plural) arrived here and caused a genuine sensation. It wasn't so much covert malice, but a particular fear that Tanya was no better than Rina, and that profound jealousy might prevent both daughter and mother receiving their dues, but it can be said that all of Kamenka was delighted with the pictures. I find Panya to be better in person than this portrait; the photographer wanted to make her up, put a little carmine on her cheeks, and gave her nose some thin lines that were at odds with reality, but this turned out for the worse, because the picture does not convey Panya-dear's sweet and sympathetic expression. As for Tanyusha, she has come out very well, but she seems older and bigger in the picture than in real life. Then again, she still has a genuinely sweet expression. Having stayed for three more days (after writing the last letter in Verbovka), I moved here to my freshly-decorated accommodation. Lyovushka has installed a hearth, which greatly enhances my room. I now sleep, as I did once before, in the little room next door. This is very comfortable and good for me. Life goes on monotonously pleasantly, in a rustic sort of way, just how I like it. The absence of the boys very much makes itself felt, and I often feel sad not to have seen Bobik. Uka can in no way replace him for me. Verusha is still here. There is no particularly good news from Tanya in Paris, but nothing particularly bad either — she is simply moping and bored, as she is everywhere and always. My work is going well; I've already started on the finale of Panina's suite. I hug you warmly, golubchik. I kiss dear Panichka on her hands and forehead, and Tanyusha everywhere. Keep well, my dears. P. Tchaikovsky I was a little put out that you didn't send any cards to me.