Sixteen Songs for Children, Op. 54

Tchaikovsky's Sixteen Songs for Children (Шестнадцать песен для детей), Op. 54 (TH 104 ; ČW 259-274), were written at Kamenka in October and November 1883, except for No. 16 which dates from around December 1880.

Instrumentation

All the songs are written for high voice with piano accompaniment. In his preface to the published score, Tchaikovsky noted that "some of the pieces, e.g. No. 5 or No. 8, may be performed by a children's chorus in unison".

Movements and Duration

1. Granny and Grandson (Бабушка и внучек)
   Moderato (A minor, 63 bars).
2. Little Bird (Птичка)
   Andante con moto (G major, 45 bars).
3. Spring: The Grass Grows Green (Весна: Травка зеленеет)
   Allegro con spirito (G major, 71 bars).
4. My Little Garden (Мой садик)
   Allegro comodo (G major, 59 bars).
5. Legend (Легенда)
   Moderato (E minor, 80 bars).
6. On the Bank (На берегу)
   Allegro non troppo (C major, 51 bars).
7. Winter Evening (Зимний вечер)
   Moderato (C minor, 124 bars).
8. The Cuckoo (Кукушка)
   Moderato (G major, 133 bars).
9. Spring: The Snow is Already Melting (Весна: Уж тает снег)
   Allegro animato (F major, 57 bars).
10. Lullaby in a Storm (Колыбельная песнь в бурю)
    Moderato (F minor, 57 bars).
11. The Little Flower (Цветок)
    Moderato con moto (F major, 78 bars).
12. Winter (Зима)
    Moderato (D major, 57 bars).
13. Spring Song (Весенная песня)
    Allegro moderato (A major, 117 bars).
14. Autumn (Осень)
    Moderato assai (F sharp minor, 44 bars).
15. The Swallow (Ласточка)
    Allegro moderato (G major, 109 bars).
16. Child's Song: My Lizochek (Детская песенка: Мой Лизочек)
    Allegro moderato (A minor, 100 bars).

Texts

1. Aleksey Pleshcheyev (1825–1893), from his poem of the same name (1878):

Под окном чулок старушка Вяжет в комнате уютной, И в очкй свои большие Смотрит в угол поминутно. А в углу кудрявый мальчик Молча к стенке прислонился. На лице его забота, Взгляд на что-то устремился. «Что сидишь всё дома, внучек? Шёл бы в сад, копал бы грядки, Или кликнул бы сестренку, Поиграл бы с ней в лошадки.» Подошёл к стапушке внучек И головкою курчавой к ней припал. Он молчит, глаза большие На неё глядят лукаво... «Знать, гостинцу захотелось?» Говорит ему старушка, «Винных ягод, винограду, Иль тебе нужна игрушка?W «Нет, гостинцев мне не надо! У меня игрушек много. Сумку ты купи да в школу Покажи-ка мне дорогу.»

2. Aleksey Pleshcheyev, from his poem In imitation of the Polish (Подражание польскому) (1856) — a translation from the Polish of the poem Oracz de skowronka (1851) by Władysław Syrokomla (1823–1862):

Птичка божия проснулася с зарёю, А уж пахаря застала за сохою. Полетит она к лазурным небесам И, что видит в сёлах, всё расскажет там. Скажет птичка Богу, что бедняк страдает, Что крова в а вым потом ниву орошает. Не мила, как птичке, пахарю весна, Не несет с собою радостей она... Встретил бы он солнце песенкой веселой, Да молчать заставил гнет нужды тяжелый. На сердце заботы, как свинец, лежат, Поневоле песня не пойдёт на лад. Скажет птичка Богу, чтоб его рука Поддержала в горькой доле бедняка. Чтоб ему нести свой крест достало силы, Чтоб без ропота цорпёл он до могилы, Чтоб без ропота цорпёл он до могилы...

3. Aleksey Pleshcheyev, from an untitled poem in the cycle Country Songs (Сельские песни) (1858) — a translation from an unidentified Polish source:

Травка зеленеет, Солнышко блестит, Ласточка с весною В сени к нам летит. С нею солнце ярче И весна милей... Прощебечь с дороги Нам привет скорей. Прощебечь с дороги Нам привет скорей. Дам тебе я зерен, А ты песню спой, Что из стран далеких Принесла с собой... Дам тебе я зерен, А ты песню спой... Травка зеленеет, Солнышко блестит, Ласточка с весною В сени к нам летит. С нею солнце ярче И весна милей... Прощебечь с дороги Нам привет скорей. Прощебечь с дороги Нам привет скорей.

4. Aleksey Pleshcheyev, from his poem of the same name (1858):

Как мой садик свеж и зелен! Распустилась в нём сирень; От черёмухи душистой И от лип кудрявых тень... Правда, нет в нём бледных лилий, Горделивых георгин, И лишь пёстрые головки Возвышает мак один, Да подсолнечник у входа, Словно верный часовой, Сторожит себе дорожку, Всю поросшую травой... Но люблю я садик скромный: Он душе моей милей Городских садов унылых, С сетью правильных аллей. И весь день, в траве высокой Лёжа, слушать бы я рад, Как заботливые пчёлы Вкруг черёмухи жужжат.

5. Aleksey Pleshcheyev, from his poem of the same name (1877) — a translation from the English poem Roses and Thorns (1857) by Richard Henry Stoddard (1825–1903) :

Был у Христа младенца сад, И много роз взрастил он в нём; Он трижды в день их поливал, Чтоб сплесть венок себе потом. Когда же розы расцвели, Детей еврейских созвал он; Они сорвали по цветку, И сад был весь опустошён. «Как ты сплетешь теперь венок? В твоём саду нет больше роз!» «Вы позабыли, что шипы Остались мне», сказал Христос. И из шипов они сплели Венок колючий для него, И капли крови вместо роз Чело украсили его.

6. Aleksey Pleshcheyev, from his poem of the same name (1874):

Домик над рекою, В окнах огонёк, Светлой полосою На воду он лёг. В доме не дождутся С ловли рыбака: Обещал вернуться Через два денька. Но прошёл и третий, А его всё нет, Ждут напрасно дети, Ждёт и старый дед, Всех нетерпеливей Ждёт его жена, Ночи молчаливей И как холст бледна. Вот за ужин сели, Ей не до еды: «Как бы в самом деле Не было беды!» Вдоль реки несётся Лодочка, на ней Песня раздаётся Всё слышней, слышней, Звуки той знакомой Песни услыхав, Дети вон из дома Бросились стремглав. Весело вскочила Из-за прялки мать, И у деда сила Вдруг нашлась бежать. Песню заглушает Звонкий крик ребят; Тщетно унимает Старый дед внучат. Вот и воротился, Весёл и здоров! В россказни пустился Тотчас про улов. В морды он и в сети Наловил всего. С любопытством дети Слушают его. Смотрит дед на шуку: «Больно велика!» Мать сынишке в руку Сует окунька, Девочка присела Около сетей И взяла несмело Парочку ершей. Прыгают, смеются Детки, если вдруг Рыбки встрепенутся, Выскользнут из рук. Долго раздавался Смех их над рекой; Ими любовался Месяц золотой. Ласково мерцали Звёзды с вышины, Детям обещали Радостные сны.

7. Aleksey Pleshcheyev, from his poem of the same name (1872):

Хорошо вам, детки, Зимним вечерком В комнате уютной Сели вы рядком, Пламя от камина Освещает вас... Слушаете жадно Мамы вы рассказ. Радость, любопытство На лице у всех, Часто прерывает Маму звонкий смех. Вот рассказ окончен, Все пустились в зал... «Поиграй нам, мама!» - Кто-то пропищал. «Хоть уж девять било, Отказать вам жаль...» И послушно села Мама за рояль, И пошло веселье! Началась возня, Пляска, песни, хохот, Визг и беготня. Пусть гудит сердито Вьюга под окном — Хорошо вам, детки, В гнездышке своём! Но не всем такое Счастье Бог даёт. Есть на свете много Бедных и сирот. У одных могила Рано мать взяла; у других нет в зиму Теплого угла. Если приведется Встретить вам таких, Вы, как братьев, детки, Приголубьте их.

8. Aleksey Pleshcheyev, from his poem The Cuckoo. A Fable by Gellert (1872) — a translation from the German of Der Kuckuck from Book 1 of Fables (1769) by Christian Fürchtegott Gellert (1715–1769):

«Ты прилетел из города, — какие, Скажи, там слухи носятся о нас?» (Скворца кукушка спрашивала раз). «Что жители толкуют городские,   Хоть, например, о песнях соловья?   Интересуюсь этим очень я.» — «Весь город он приводит в восхищенье, Когда в саду его раздастся трель.» — «А жавронок?» — «И жаворонка пенье Пленяет очень многих.» — «Неужель? Ну, а каков их отзыв о дрозде?» — «Да хвалят и его, хоть не везде.» «Ещё хочу спросить я, — может статься,   И обо мне ты слышал кое-что?» «Вот про тебя, сестрица, так признаться,   Не говорит решительно никто!» «А! если так, — кукушка возопила, —   То о себе, что людям отометить,   Сама весь век, покуда хватит силы,   Не перестану я твердить:    Куку, куку, куку, куку,    Куку, куку, куку, куку,    Куку, куку, куку, куку,    Куку, куку, куку, куку,    Куку, куку!

9. Aleksey Pleshcheyev, from his poem of the same name (1872):

Уж тает снег, бегут ручьи, В окно повеяло весною... Засвищут скоро соловьи, И лес оденется листвою! Чиста небесная лазурь, Теплей и ярче солнце стало; Пора метелей злых и бурь Опять надолго миновала. И сердце сильно так в груди Стучит, как будто ждёт чего-то; Как будто счастье впереди, И унесла зима заботы! Все лица весело глядят. «Весна!» — читаешь в каждом взоре; И тот, как празднику, ей рад, Чья жизнь — лишь тяжкий труд и горе. Но резвых деток звонкий смех И беззаботных птичек пенье Мне говорят — кто больше всех Природы любит обновленье! Мне говорят — кто больше всех Природы любит обновленье!

10. Aleksey Pleshcheyev, after his poem In a Storm (В бурю) (1872):

Ах, уймись ты, буря! Не шумите, ели! Мой малютка дремлет Сладко в колыбели!   Ты, гроза Господня, Не буди ребёнка! Пронеситесь, тучи Черные, сторонкой.   Бурь ещё немало Впереди, быть может, И не раз забота Сон его встревожит.   Спи, дитя, спокойно! Вот гроза стихает, Матери молитва Сон твой охраняет. Завтра, как проснёшься И откроешь глазки, Снова встретишь солнце, И любовь, и ласки!

11. Aleksey Pleshcheyev, from his poem The Little Flower: On a motif of Louis Ratisbonne (Цветок. На мотив из Луи Ратисбонна) (1872) — a translation from the French of La Petite fleur by Louis Ratisbonne (1827–1900):

Весело цветики в поле пестреют; Их по ночам освежает роса, Днём их лучи благодатные греют, Ласково смотрят на них небеса. С бабочкой пестрой, с гудящей пчелою, С ветром им любо вести разговор, Весело цветикам в поле весною, Мил им родимого поля простор! Вот они видят в окне, за решёткой, Тихо качается бледный цветок... Солнца не зная, печальный и кроткий, Вырос он в мрачных стенах одинок. Цветикам жаль его, бедного, стало, хором они к себе брата зовут: «Солнце тебя никогда не ласкало, брось эти стены, зачахнёшь ты тут!» «Нет!», отвечал он, «хоть весело в поле, И наряжает вас ярко весна, Но не завидую вашей я доле И не покину сырого окна. Пышно цветите! Своей красотою Радуйте, братья, счастливых людей. Я буду цвесть для того, кто судьбою Сонца лишён и полей. Я буду цвесть для того, кто страдает. Узника я утешаю один. Пусть он, взглянуз на меня, вспоминает Зелень родимых долин!»

12. Aleksey Pleshcheyev, from his poem From Life (Из жизни) (1873):

Дед, поднявшись спозаранку, К внучкам в комнату спешит; «Доброй весточкой утешить Вас пришёл я,» говорит. «Всё зимы вы ждали, детки, Надоела вам давно Осень хмурая с дождями; Посмотрите-ка в окно! За ночь выпал снег глубокий, И мороз как в декабре; Уж впрягли в салазки Жучку Ребятишки на дворе.» И тормошит дед раскрывших Глазки сонные внучат; Но на старого плутишки Недоверчиво глядят. Поднял штору дед, — и точно! Снег под солнечным лучом Бриллиантами сверкает, Отливает серебром. «Слава Богу! Слава Богу!», Детки весело кричат. И в уме их возникает Уж картин знакомых ряд: На салазках с гор катанье, И катанье на коньках... И рождественская ёлка, Сверху донизу в огнях!

13. Aleksey Pleshcheyev, from his poem Spring (Весна) (1853):

В старый сад выхожу я, Росинки Как алмазы на листьях блестят И цветы мне головкой кивают, Разливая кругом аромат. Всё влечёт, веселит мои взоры: Золотая пчела на цветке, Разноцветные бабочки крылья И синеющий лес вдалеке. Как ярка эта зелень деревьев, Купол неба как чист и глубок! И брожу я, восторгом объятый, И слеза застилает зрачок. Как любовью и радостью дышит Вся природа под вешним лучом, И душа благодарная чует Здесь присутствие Бога во всём!

14. Aleksey Pleshcheyev, from an untitled poem (1860):

Скучная картина! Тучи без конца, Дождик так и льётся, Лужи у крыльца... Чахлая рябина Мокнет под окном; Смотрит деревушка Сереньким пятном. Что ты рано в гости, Осень, к нам пришла? Ещё просит сердце Света и тепла! Ещё просит сердце Света и тепла! Все тебя не рады! Твой унылый вид Горе да невзгоды Бедному сулит. Слышит он заране Крик и плач ребят; Видит — как от стужи Ночь они не спят; Нет одежды тёплой, Нету в печке дров... Ты, на чей же, осень, Поспешила зов? Ты, на чей же, осень, Поспешила зов? Вот — и худ и бледен Сгорбился больной... Как он рад был солнцу — Как был добр весной! А теперь — наводит Жёлтых листьев шум На душу больную Рой зловещих дум! Рано, рано, осень, В гости к нам пришла... Многим — не дождаться Света и тепла! Многим — не дождаться Света и тепла!

15. Ivan Surikov (1841–1880), from his poem of the same name (1872) — a translation from the Polish of Jaskółka (1853) by Teofil Lenartowicz (1822–1893) :

Идёт девочка-сиротка,   Тяжело вздыхает, А над нею горемычной,   Ласточка летает. И летает, и щебечет,   Над головкой вьётся, Вьётся, крошка, и крылами   В косу чуть не бьётся. «Что ты вьёшься надо мною,   Над сироткой, пташка? Ах, оставь меня, — и так мне   Жить на свете тяжко!» — Не оставлю, не оставлю!   Буду я кружиться, — Щебетать тебе про брата,   Что в тюрьме томится. Он просил меня: «Слетай-ка,   Пташка, в край родимый, — Поклонись моей сестрице,   Горячо любимой. Всё ль меня она, голубка,   Добром вспоминает? Всё ль она ещё о брате   Слёзы проливает?»

16. Konstantin Aksakov (1817–1860), after his poem An Mariechen (1836):

Мой Лизочек так уж мал, так уж мал, Что из крыльёв комаришки Сделал две себе манишки,   И — в крахмал, и в крахмал! Мой Лизочек так уж мал, так уж мал, Что из грецкого ореха Сделал стул, чтоб слушать эхо,   И кричал, и кричал! Мой Лизочек так уж мал, так уж мал, Что из скорлупы яичной фаэтон себе отличный   Заказал, заказал! Мой Лизочек так уж мал, так уж мал, Что из скорлупы рачонка Сшил четыре башмачонка   И — на бал, и — на бал! Мой Лизочек так уж мал, так уж мал, Что из листика сирени Сделал зонтик он для тени   И гулял, и гулял! Мой Лизочек так уж мал, так уж мал, Что надувши одуванчик, Заказал себе диванчик,   Тут и спал, тут и спал! Мой Лизочек так уж мал, так уж мал, Что наткать себе холстины Пауку из паутины   Заказал, заказал! Он наткать себе холстины Пауку из паутины   Заказал, заказал!

Aleksey Pleshcheyev's collection of poems entitled Snowdrop was given to Tchaikovsky by the author himself , with the following inscription: "To Pyotr Ilyich Tchaikovsky, as a token of respect and gratitude for his wonderful music set to my poor words. A. Pleshcheyev. 1881 February 15th [O.S.] in Saint Petersburg". This volume contains the composer's original notes, including some short musical sketches, against more than thirty poems, most of which were not used .

The composer prefaced the published score with a foreword: "In the first place, the form of the music means I have had to take the liberty of shortening or rearranging some of A. N. Pleshcheyev's poems. I beg the respected poet to forgive this, but very few of his excellent pieces have been distorted".

As well as texts by Pleshcheyev, Tchaikovsky also considered poems by other authors. Reading through the July issue of Old Russia (Русская старина) in 1883, Tchaikovsky made an entry in his notebook: "If going to write children's songs, use two texts by Tumansky from Old Russia" . These poems by Vasily Tumansky — The Poor Child (Больное дитя) and The Complaint (Жалоба), both dating from 1883 — were not subsequently used in the collection.

A short sketch to words from Aleksandr Pushkin's poem The Vampire (Вурдалак) are found with those for Nos. 12 and 13 of the Sixteen Children's Songs, but this was not subsequently developed.

In the published collection, the text was abridged in five of the songs: Granny and Grandson (No. 1), Little Bird (No. 2), Lullaby in a Storm (No. 10), Winter (No. 12) and Spring Song (No. 13). The most significant cuts were in Nos. 1 and 12. Besides these, Tchaikovsky introduced significant alterations to the texts in the song Granny and Grandson (No. 1), and lesser changes in Little Bird (No. 2), On the Bank (No. 6), The Cuckoo (No. 8), Winter (No. 12), Spring Song (No. 13) and The Swallow (No. 15).

In the romance Night (No. 9), Tchaikovsky shortened Yakov Polonsky's poem, and he also made changes to the words in O, If Only You Knew (No. 3), Night (No. 9) and The Gentle Stars Shone for Us (No. 12).

Composition

Tchaikovsky first had the idea of composing a collection of children's songs in 1881. On 7/19 March that year he asked Pyotr Jurgenson to send him Karl Albrecht's Child's Songs and "any other sort of children's songs" . Then on 4/16 June he reported his intention to write a collection of children's songs .

Even before this, apparently in December 1880 or January 1881, Tchaikovsky had composed Child's Song ("My Lizochek"), which was then published by Pyotr Jurgenson .

The remaining songs used in the collection (Nos. 1 to 15) were written in the autumn of 1883 at Kamenka, shortly after the Suite No. 2 had been completed.

After completing the Suite No. 2 on 13/25 October, Tchaikovsky spent five days in Kiev before returning to Kamenka on 19/31 October. From here he wrote to Nikolay Konradi: "Now I shall rest for a while, i.e. writing nothing, or next to nothing" . On the fair copy of the song Spring (No. 3), Tchaikovsky wrote the date "Kamenka, 23 Oct[ober] 1883" . On 24 October/5 November, the composer told Modest Tchaikovsky: "It is obvious that I cannot live without work here even for a few days, and scarcely had I finished my suite than I set about composing children's songs, carefully writing one each day. But this work is agreeable and easy because I've taken the texts from Pleshcheyev's Snowdrop, which is full of delightful things" .

The composer worked on the songs with great enthusiasm: "I am now writing a collection of children's songs, which I have been planning for some time"—he wrote to Nadezhda von Meck on 25 October/6 November 1883. "I am quite carried away with this work, and I think the songs will turn out well" .

On 30 October/11 November, Tchaikovsky told Praskovya Tchaikovskaya that composition of the songs had come to a halt: "I would have written more of them because I find this work very agreeable, but I have run out of suitable poems" . He also wrote to Modest Tchaikovsky on 31 October/12 November: "I have been writing some children's songs, but have had to stop due to a shortage of texts" .

It seems that at this point the rough draft was more or less complete, and work had begun on copying out the songs, as Tchaikovsky wrote to Nadezhda von Meck on 1/13 November: "I am occupied with writing children's songs. This should have been completed during my holiday, had I not been carried away and made so many sketches, which I now yearn to be over and done with" .

Arrangements

The song Legend (No. 5) was orchestrated by Tchaikovsky on 2/14 April 1884 (according to the date on the manuscript), at the request of the baritone Dmitry Usatov, an artist at the Bolshoi Theatre in Moscow: "For the last three days I have been studying your songs for children, and the other day I saw a bill for a concert at the Bolshoi that I am to perform your Legend... Please excuse this impertinent request I make to you (and also to Altani): could you find the time to orchestrate this Legend a semitone higher, in F minor?" . Tchaikovsky duly complied with the artist's request, and the orchestral version was scored for 2 oboes, 2 clarinets (in B-flat), 2 bassoons, 2 horns (in F), and strings .

Legend (No. 5) was also arranged by the author for mixed chorus a cappella. This arrangement was made in January 1889, evidently at the request of Fyodor Becker, who asked Tchaikovsky to write two secular choruses for a concert of the Imperial Theatre Chorus. For this event, the composer wrote the chorus The Nightingale and made an arrangement for mixed chorus of the children's song Legend, which was performed for the first time on 19/31 March 1889 at a secular choral concert by the Saint Petersburg Imperial Opera, conducted by Fyodor Becker.

Sergey Taneyev made an arrangement of the song Autumn (No. 14) in 1891, which was published by Pyotr Jurgenson in 1892.

Publication

On 3/15 November 1883, Tchaikovsky wrote to Pyotr Jurgenson from Kamenka: "Today I sent you 15 children's songs. They should preferably be published with illustrations, thus making a splendid present for children—but do whatever you think best. If you wish, you can add Lizochek to them" .

Travelling to Berlin in February 1884, the composer forgot to take the proofs of the children's songs with him, and on 8/20 February he asked Pyotr Jurgenson to engage Karl Klindworth to read the proofs: "To ensure that the words fit with the music you should either wait for me, or turn to Taneyev, Laroche, Kashkin, etc." .

All the songs were published for the first time by Pyotr Jurgenson in March 1884 . The Child's Song (No. 16) had been published by Jurgenson in January 1881, and reprinted later that year in issue 1 of the Saint Petersburg monthly journal Children's Holiday (Детский отдых).

The score and parts of Tchaikovsky's choral arrangement of Legend (No. 5) were published by Pyotr Jurgenson in December 1889 or January 1890 . Early in 1891, the choral parts of Legend were published in Hamburg by Daniel Rahter, and Tchaikovsky himself supplied the German text for this edition and corrected the proofs .

The full score and parts for the composer's orchestral arrangement of Legend (No. 5) were issued by Jurgenson in February 1892.

The Sixteen Songs for Children were published in volume 45 of Tchaikovsky's Complete Collected Works (1940), edited by Ivan Shishov and Nikolay Shemanin. The composer's orchestral and choral arrangements of Legend (No. 5) were included in volume 27 (edited by Irina Iordan, 1960), and volume 63 (edited by Lyudmila Korabelnikova and Marina Rakhmanova, 1990) of the same series respectively.

Autographs

Tchaikovsky's manuscript scores of Nos. 1 to 15 are now preserved in the Russian National Museum of Music in Moscow (ф. 88, No. 140) [view]. The whereabouts of the autograph of No. 16 are unknown.

The autograph of Tchaikovsky's orchestral arrangements of Legend (No. 5) is also held at the Russian National Museum of Music (ф. 88, No. 141a) [view], along with the composer's preliminary sketches for the same song (ф. 88, No. 141) [view], and Tchaikovsky's notes on the manuscripts of Sergey Taneyev's arrangements for voice and orchestra of Legend (No. 5) (ф. 85, No. 80) [view] and Autumn (No. 14) (ф. 85, No. 40) [view].

The manuscript of Tchaikovsky's choral arrangement of Legend has been lost.

Recordings

See: Discography

External Links

• Internet Music Score Library Project (IMSLP) — downloadable scores